Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах

Впрочем, версия о подмене «Авроры» родилась не на пустом месте. Она покоится на более ранней легенде о замене корабля на корабль в давние 1920-е годы, когда идея превращения крейсера «Аврора» в символ революции еще только зарождалась в недрах идеологического отдела ЦК ВКП(б). Будто бы уже тогда ее подменили однотипным крейсером «Диана», построенным одновременно с «Авророй» на Адмиралтейских верфях, потому что «Диана» находилась в гораздо лучшем техническом состоянии. В 1922 году ее продали Германии для разрезки на металлолом. Так вот, согласно легенде, в Германию под именем «Дианы» отправили потрепанную службой на флоте «Аврору», а ее легендарное имя передали безвестной «Диане». С участников этой совершенно секретной операции, как водится, взяли строжайшие подписки о неразглашении государственной тайны. Так что легенда о временной, декоративной «Авроре» 1980-х годов имела вполне логичное право на существование.

Напомним, что образ «Авроры», как всеобщего и общепризнанного символа революции, окончательно сложился только в 1948 году. 17 ноября того года она встала на «вечный якорь» у причальной стенки Большой Невки. Но, как выяснилось позже, статус общего символа не смог удовлетворить всех истинных патриотов. Рассказывали, что, когда распространился слух, что на заводе во время ремонта крейсера начали срезать старую броню, готовя ее на переплавку, многие правдами и неправдами проникали на секретную заводскую территорию, отыскивали кусочки революционного металла и уносили в качестве сувениров.

Через некоторое время раздался знаменитый «второй залп» «Авроры». Непредсказуемой и насмешливой судьбе было угодно, чтобы он прогремел в дни празднования 75-летия «верного ленинца» Л. И. Брежнева. В 12-м номере журнала «Аврора» за 1981 год был напечатан монолог-юмореска ленинградского писателя Виктора Голявкина «Юбилейная речь». К Брежневу он не имел никакого отношения. И тем не менее… Монолог начинался традиционной, довольно монотонной речью лирического героя: «Трудно представить себе, что этот чудесный писатель жив. Не верится, что он ходит по улицам вместе с нами. Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько книг!» Ничто не сулило неожиданностей. Если бы в почти уже готовый номер не пришлось поместить портрет Л. И. Брежнева, присланный «тассовкой» по случаю его 75-летия. Портрет вождя, как и положено, занял первую страницу номера, ставшего по этому случаю юбилейным, а «Юбилейная речь» Голявкина, по злому умыслу фортуны, оказалась на 75-й странице.

Разразился скандал: «На 75-й странице к 75-летию Брежнева „Юбилейная речь“ против него!» «Голос Америки» заявил, что «это акция КГБ против Брежнева, на место которого метит Романов». Журнал изымали из киосков Союзпечати. Вольнодумцы собирались на кухнях и поздравляли друг друга. Редакционно-редакторский курьез превратился в героическую легенду. Но главного редактора «Авроры» не трогали. Будто бы так решил Романов. Мотивы тех или иных решений Григория Васильевича никогда не обсуждались. «Так решил – и баста. Можно предположить, что Романов… Но лучше не надо».

В скандальной мифологии эпохи застоя особое место занимают нашумевшие легенды о роскошной свадьбе дочери Григория Васильевича, устроенной им будто бы в Таврическом дворце, среди великолепных интерьеров блестящего екатерининского фаворита. Мало того, для свадебного стола хозяин Ленинграда будто бы приказал взять из Эрмитажа царский парадный сервиз на сто сорок четыре персоны.

Среди сотрудников Эрмитажа до сих пор бытует забавное предание о том, как происходила эта экспроприация. На неожиданный звонок из Смольного директор Эрмитажа Борис Борисович Пиотровский будто бы решительно заявил: «Только через мой труп». Но когда услышал в ответ, что это не является серьезным препятствием, сказался больным и отправился домой. Через короткое время подъехала машина, из которой вышли решительные мальчики в одинаковых костюмах и в сопровождении испуганного заместителя Пиотровского направились за сервизом. Восстал против такого партийного хамства только один человек. Им оказался научный сотрудник Эрмитажа Тарасюк. Он надел на себя металлические средневековые доспехи и, размахивая всамделишным музейным мечом, «грохоча стальными сапогами и позванивая звездчатыми шпорами», двинулся на широкоплечих сотрудников обкома КПСС. Похолодевшие от ужаса экспроприаторы бросились было бежать, но тут случилось непредвиденное.