Сансет Парк (ЛП)

Бинг ожидал этой бумаги с первого дня их вселения в августе. Он знал, что она появится, и он знал, что он будет делать, когда она появится, чем он как раз и решает заняться. Не утруждая себя взглядом на текст решения суда освободить здание, он рвет лист однажды, дважды и затем трижды, а потом он выбрасывает восемь кусочков на пол.

Не волнуйтесь, говорит он. Это ничего не значит. Они нашли нас здесь, но вытащить нас отсюда займет больше, чем эта дурацкая бумажонка. Я знаю, как это все работает. Они дают нам уведомление, а теперь забывают о нас на время. Через месяц или около того они придут назад с другой бумажкой, которую мы опять разорвем и выбросим на пол. И еще раз, и еще раз после этого, и, может быть, еще раз после всего. Городские маршалы ничего нам не сделают. Им не нужны проблемы. Их работа — доставить бумажку, и все. Нам не надо беспокоиться до тех пор, пока они не придут с полицейскими. Тогда станет серьезнее, но мы не увидим никаких копов здесь еще долгое время, может, и никогда. Мы слишком малы, а у копов есть дела получше, чем думать о четырех тихих человеках, живущих в тихом маленьком домике в тихом маленьком никаком районе. Не паникуйте. Мы, может, когда-нибудь съедем, но этот день — не сегодня; и, пока не покажутся копы, я не уступлю ни дюйма. И даже когда они появятся, они должны будут поколотить меня и вытащить отсюда в наручниках. Это наш дом. Он принадлежит нам сейчас, и я скорее пойду в тюрьму, чем уступлю им мое право жить здесь.

Вот это дух, говорит Майлс.

Ну, что, вы со мной? спрашивает Бинг.

Конечно, с тобой, говорит Майлс, поднимая правую руку в воздух, словно принимая клятву. Вождь Майлс не покидать типи.

А ты, Эллен? Хочешь уйти или остаться?

Остаюсь, говорит Эллен.

А ты, Алис?

Остаюсь.

МЭРИ-ЛИИ СУАНН

Саймон уехал прошлой ночью назад в Лос Анджелес на уроки истории киноискусства, и так начинается терка приездов и отъездов, бедняга ездит взад-вперед через всю страну каждую неделю последние три месяца, красные глаза черта, перелетная усталость, несвежая одежда и разбухшие ступни, неприятный воздух в салоне, накачиваемый насосами, искусственный воздух, три дня в Лос Анджелесе, четыре дня в Нью Йорке, и все за жалкие гроши, которые они платят ему, но он говорит, что он наслаждается учительством, и, конечно, лучше для него быть занятым, делать хоть что-нибудь, чем ничего; только все это сейчас некстати — как она нуждается в нем сейчас, как она ненавидит спать в одиночестве, а эта роль, Уинни, такая изнурительная и трудная, и она боится, что не справится с ней, тоскует и боится, что упадет лицом в грязь и станет посмешищем, о это волнение, те же узлы в животе перед поднятием занавеса; и откуда ей было знать, что эммет — это муравей, старинное слово, обозначающее муравья, она должна была даже заглянуть в словарь, и почему Уинни говорит эммет вместо муравей, смешнее сказать эммет вместо муравья, да, несомненно смешнее, или, по крайней мере, неожиданнее и потому страннее, эммет!, после чего Уилли произносит одно слово, Муравление, весьма забавно, вы подумаете, что он неправильно выразился вместо совокупление, а она должна была заглянуть в словарь из-за этого тоже, прежде чем поняла шутку, ощущение тела, похожее на то, когда по коже карабкается муравей, а Фред говорит свои реплики блестяще, он — прекрасный Уилли, близкая душа для работы, и как замечательно он читает газету в начале первого акта, Возможность работы для молодых умников, Требуется сообразительный юноша, она рассмеялась на первой читке, как только он произнес фразу; Фред Дерри, такое же имя, как и у персонажа в кинофильме, который она смотрела с Саймоном той ночью, и который он будет показывать своему классу сегодня, Лучшие Годы Нашей Жизни, прекрасное старое кино — чувства переполнили ее в самом конце фильма, и она зарыдала; а когда на следующий день она пошла на репетицию и спросила Фреда, может, его назвали в честь этого персонажа в кино, ее сценический муж скривился улыбкой и сказал, Увы, милая, нет, я — старый пердун, который прокрался в этот мир за пять лет до того, как его сняли.

Увы, милая. Она сомневается, что когда-нибудь в своей жизни она была милой. Много всего другого на длинном пути от начала и до сегодня, но не милая, нет, никогда не была. Временами добрая, временами очаровательная, временами влюбленная, временами бескорыстная, но не так часто, чтобы попасть в разряд милой.