Сансет Парк

После всего наступает пауза. Только Ротстейны и их близкие родственники поедут на кладбище в Куинс. Все приглашены на квартиру Марти и Нины к четырем часам, но сейчас пришедшие должны разойтись. Хорошо, что его не позвали смотреть на опускающийся в яму гроб, на разравнивающий землю бульдозер, на рыдающих Марти и Нину. Рензо подходит к нему в коридоре у выхода, и эти двое возвращаются под снегопад, чтобы найти место пообедать. Интеллигентный Рензо принес зонт, и Моррис протискивается рядом с ним. Рензо обнимает его за плечо. Никто из них не вымолвит ни слова. Они — друзья уже пятьдесят лет, и каждый знает, о чем думает другой.

Они заходят в еврейскую закусочную на Бродвее в районе восьмидесятых Стрит, такую же, как в их ньюйоркском детстве, с той же кухней рубленой печени, супов с шариками мацы, бутербродов с говядиной и пастрами, сырных блинчиков, соленых огурцов. Рензо — в разъездах, они не виделись друг с другом со времен издания Диалогов в Горах в сентябре, и Моррису кажется, что Рензо выглядит более усталым, помятым, чем обычно. Как же мы так состарились? спрашивает он себя. Им обоим шестьдесят два года, и пока еще никто из них не жалуется на здоровье, никто из них не растолстел или полысел или готов к тому, чтобы послали на мыловарню, их головы поседели, их волосы поредели, и они дожили до того момента в жизни, когда женщины тридцати-сорока лет перестают их замечать. Он помнит Рензо еще молодым, очень молодым писателем, только что из колледжа, живущим в квартире-за-сорок-долларов-в-месяц в одном из многоквартирных домов возле железной дороги с рукомойником на кухне и шестью тысячами тараканов, заседавших на собраниях в каждой коробке, таким бедным, что он ел лишь один раз в день, трудясь над своим первым романом три года, и который он потом уничтожил, потому что был нехорош, в знак протеста перед Моррисом и в знак протеста перед своей подругой, считавшими роман на самом деле очень хорошим; и посмотрите на него сейчас, думает Моррис, сколько его книг после той сожженной рукописи напечатано по всему миру, даже в Иране, Бог ты мой, и сколько литературных премий, сколько наград, ключей от городов, почетных званий, сколько книг и диссертаций написано о его работах, и все это ничего не значит для него — он просто рад, что у него есть деньги, рад, что свободен от удушливой нищеты ранних лет; и он холоден к славе, у него нет никакого интереса к себе, как к-так-называемой знаменитости. Я просто хочу скрыться, он однажды сказал это Моррису, бормоча слова самым тихим голосом, с глазами полными боли, словно разговаривая с самим собой. Я просто хочу скрыться.

Они заказывают супы и сэндвичи, и когда латиноамериканец-официант отходит от них с заказом (латиноамериканец, работающий в еврейской закусочной — это им обоим понравилось), Моррис и Рензо начинают говорить о похоронах, делясь впечатлениями о том, что они только что увидели. Рензо не знал Суки, он встретился с ней лишь однажды, когда она была ребенком, но он соглашается с Моррисом в том, что речь Ротстейна была очень мощной, почти труднопредставимой, если принимать во внимание ее написание под таким грузом событий, в такое время, когда лишь у немногих найдется сил собраться и написать хоть что-нибудь, а тем более такое страстное, сложное и откровенное посвящение, выслушанное ими этим утром. У Рензо нет детей, две бывшие жены, но без детей; и, зная, что приходится проживать сейчас Марти и Нине, и то, что пришлось прожить ему и Уилле, сначала с Бобби, а потом с Майлсом, у Морриса возникает какое-то подобие чувства зависти к решению Рензо держаться подальше от детей, чтобы избегнуть неизбежные волнения и возможные трагедии отцовства. Он почти готов к тому, что сейчас Рензо начнет говорить о Бобби, параллель совершенно очевидна, и, конечно же, тот понимает, как трудны были для него похороны; но как раз от того, что Рензо прекрасно понимает его состояние, тот не говорит ни слова об этом. Он слишком вежлив, слишком хорошо знаком с мыслями Морриса, чтобы вторгаться со своими разговорами в чужую боль; и, спустя несколько секунд, сам Моррис догадывается о нежелании друга расстраивать его, когда Рензо меняет тему разговора, уклоняясь от Бобби и подобных грустных разговоров о мертвых детях, и спрашивает его, как он справляется с финансовой непогодой, подразумевая наступивший кризис, и выдержит ли Хеллер Букс этот шторм?