САНСИРО

Пожалуй, и в самом деле Венеция. Это было понятно и Сансиро. Хорошо бы поплыть вот в такой гондоле. О гондоле Сансиро слыхал ещё в бытность свою в колледже. Ему понравилось это слово, он даже запомнил, как оно пишется. В его представлении гондола была создана для любовных прогулок. Он молча разглядывал голубую воду, отражавшиеся в ней высокие дома и ещё какие-то красные пятна. Вдруг Минэко сказала:

— Мне больше нравятся картины брата.

— Брата?

— По-моему, эту картину написал брат, разве не так?

— Чей?

Минэко удивлённо взглянула на Сансиро.

— Ну как же, вон ту картину написала сестра, а эту — брат. Разве вы не видите?

Сансиро обернулся. Картин с видами зарубежных стран, мимо которых они только что прошли, было много.

— Разве их писал не один художник? — спросил Сансиро.

— А вы думали один?

— Да, — растерянно ответил Сансиро. Потом посмотрел на Минэко, Минэко — на него, и оба рассмеялись.

— Ну, знаете… — сказала Минэко, нарочно округлив глаза и понизив голос. Легко ступая, она пошла дальше, а Сансиро продолжал стоять, рассматривая виды Венеции. Увлечённый, он не заметил, что девушка остановилась и внимательно его разглядывает. Вдруг кто-то её окликнул:

— Сатоми-сан!

Минэко и Сансиро обернулись. Неподалёку от двери с табличкой «Канцелярия» стоял Харагути. За спиной у него во весь свой рост возвышался Нономия. Минэко мельком посмотрела на Харагути и перевела взгляд на Нономию. Потом подошла к Сансиро, чуть-чуть, чтобы никто не заметил, наклонилась к нему и что-то прошептала. Сансиро не расслышал и хотел переспросить, но Минэко отошла от него и уже здоровалась с Харагути и Нономией.

— Замечательную спутницу вы себе избрали для выставки, — сказал Нономия Сансиро.

— А мы хорошая пара, правда? — опережая Сансиро, ответила Минэко. Нономия ничего не сказал и стал смотреть на портрет величиной с татами. Портрет был сплошь написан тёмными красками, без единого просвета, так что одежда и головной убор сливались с фоном. Только лицо белело, худое, измождённое, с впалыми щеками.

— Копия? — спросил Нономия у Харагути, который оживлённо рассказывал Минэко:

— Выставка скоро закрывается. Посетителей становится всё меньше. Первое время я каждый день заходил в канцелярию, а теперь лишь изредка заглядываю. Как раз нынче пришёл по делу и затащил сюда Нономию-сан. Кстати, и вас встретил, просто повезло! Сразу же после закрытия надо будет приступить к подготовке выставки будущего года, так что дел по горло. Выставку откроем несколько раньше обычного — до того, как начнёт цвести сакура. Так удобнее для членов общества. Словом, выставка будет следовать за выставкой. Работы уйма. Я ещё намерен во что бы то ни стало написать ваш портрет. Готов рисовать вас даже тридцать первого декабря, разумеется, если вы позволите. И выставлю ваш портрет здесь.

Лишь после этой тирады Харагути повернулся к картине, о которой его спросил Нономия, всё время рассеянно её созерцавший.

— Что скажете о Веласкесе? Правда, это копия. К тому же не очень удачная, — объяснил Харагути. Для Нономии этого было вполне достаточно, и он ни о чём больше не спрашивал.

— А кто делал копию? — спросила Минэко.

— Мицуи. Обычно у него хорошо получается. Но эта его работа восторга не вызывает. — Харагути встал поодаль от картины и добавил: — Копировать гениального художника не так-то просто.

Сансиро с любопытством смотрел на Харагути, который, склонив голову набок, разглядывал картину.

— Всё посмотрели? — спросил художник у Минэко. Он всё время обращался к ней одной.

— Нет ещё.

— А что, если отправиться сейчас в Сэйёкэн? Угощу вас чаем. Мне всё равно надо туда по делу… Хочу посоветоваться с менеджером насчёт выставки. Мы с ним приятели… Сейчас самое время выпить чаю. Потом будет ни то ни сё — для чая поздно, для обеда — рано. Ну как? Пойдёмте?

Минэко взглянула на Сансиро. Вид у него был совершенно безразличный. Нономия тоже стоял, не вмешиваясь в разговор.

— Раз уж пришли, надо всё посмотреть. Верно, Огава-сан? — спросила Минэко.

— Верно, — ответил Сансиро.

— Тогда сделаем так. Посмотрите последние работы Фуками-сан, они в том зале, в глубине. А потом приходите в Сэйёкэн. Я буду ждать вас там.

— Спасибо.

— Только помните: у Фуками-сан акварели особые. В них важен не столько сам рисунок, сколько настроение. Их надо смотреть именно с этой точки зрения, можно обнаружить весьма интересные вещи.

Минэко поблагодарила Харагути и, когда они вместе с Нономией ушли, проводила их взглядом.