Санта действительно существует?

В конце этого эпизода Шелдон и Эми мирятся и снова становятся парой. Это традиция. С древнейших времен комедии всегда заканчивались свадьбой, потому что юмор объединяет — и людей в семейные союзы, и раздробленные части нашего сознания в единое целое.

На нейробиологическом уровне юмор и смех связаны с системой игры, которая, по мнению ведущего нейрофизиолога Яака Панксеппа, возникла в процессе эволюции еще у крыс. Крысам нравится щекотка, они любят играть и смеяться34.

Над какими парадоксами смеется крыса? Возможно, ее забавляют противоречия вроде «Сейчас я укушу вон ту крысу, или нет, сейчас она укусит меня». Игра — это веселое взаимодействие с другими живыми существами, в котором лидерство постоянно переходит от одного участника к другому.

Ученые доказали, что в игре двух детей (или двух крыс) один участник не может победить более чем в 70% случаев. Если вы побеждаете чаще, это уже не игра, а издевательство над слабым.

Юмор позволяет нам точно так же взаимодействовать друг с другом — переключаться между ролями начальника и подчиненного, победителя и проигравшего. Мы играем с противоречивыми идеями и половинками парадокса. Резкий переход от одной половины к другой заставляет нас смеяться — но только если мы все делаем правильно. Если нет, то мы превращаемся в интеллектуальных хулиганов. Я заставляю вас причинить себе вред вашими собственными словами, а затем, смеясь, спрашиваю, зачем вы себя обижаете.

В отличие от логики юмор (как и мистика) принимает противоречия. Он объединяет две половины парадокса в большее и живое целое, не отказываясь ни от одной из них. В отличие от мистики юмор (как и логика) не является авторитарным35. Он указывает на противоречия и дает нам инструменты для их разрешения. Но по сравнению с логикой юмор позволяет нам подходить к собственным ограничениям с большей мягкостью и сопереживанием. Итак, именно юмор в состоянии примирить мистику и логику.

Если для того чтобы стать человеком в полной мере, необходимо свести воедино эмоциональные и интеллектуальные процессы, то логично предположить, что диалектика, с которой мы столкнулись, говоря о познании, будет иметь свое отражение и на чувственной стороне нашей личности. Иными словами, если вы рассказываете кому-то историю о двух половинах, стремящихся к соединению, то на самом деле это две истории.

Одна история посвящена борьбе нашего сознания с противоречиями и парадоксами, которая в итоге помогает ему воссоединиться с эмоциями и стать более цельным. Та же история, но с эмоциональной стороны, будет посвящена борьбе с травмами. И она тоже закончится юмором.

Психолог Мэри Эйнсворт разработала метод диагностики нарушений привязанности, который называется «собеседование о привязанностях у взрослых». Он показывает, что способность здраво и с юмором оценивать пережитые травмы является основным диагностическим маркером психической стабильности.

Врач, проводящий собеседование, просит пациента рассказать о травмирующих событиях, которые произошли в его детстве. Неуверенные в себе люди обычно попадают в одну из двух категорий — кто-то отказывается, а кто-то начинает испытывать тревогу. Пациенты из первой группы отрицают, что с ними вообще что-то происходило. Они отвечают нечто вроде «Ничего плохого со мной не происходило!», «Я был нормальным ребенком» или «Я доволен своими родителями, чего вы от меня хотите?». Вторая группа переживает свою травму повторно: «Мама говорила, что я толстая, но ведь это не было моей виной! Я просто нервничала! Зачем сначала меня кормить, а потом обзываться? Чего ей от меня надо?» Лично мне кажется, что такие тревожные пациенты в чем-то похожи на мистиков, потому что говорят нелогичные вещи, а отказники подобны логикам, потому что оценивают свою жизнь со стороны как проблему, которую нужно решить. Ни логики, ни мистики не в состоянии здраво и с юмором описать свою травму и простить себя за нее. Если верить статистике, такие люди не просто испытывают нарушения привязанности сами, но и передают их своим детям. Психиатр Дэниэл Сигел объясняет, что цель такого собеседования — поиск баланса между автобиографической памятью (функцией правого полушария) и речью (функцией левого полушария). По сути, это задача на интеграцию полушарий. Тревожный пациент подвержен воздействию правого полушария — моментальному, эмоциональному, контекстному — и поэтому не может адекватно оценивать речевую ситуацию, в которой он находится. Пациент-отказник отвечает на вопрос при помощи только левого полушария, потому доступ к эмоцио­нальной автобиографической памяти для него закрыт.