Санта-Клаус, или Отец на Рождество

Грейс-Энн взбунтовалась только еще один раз за всю жизнь – почти шесть лет назад, когда ей было семнадцать, как сейчас Пру, когда она встретила Тони. Она угрожала сбежать с ним, если отец не даст разрешения на их брак. Грейс-Энн всегда подозревала, что викарий уступил, скорее всего, потому, что хотел заполучить в родственники герцога, а не из-за страха потерять старшую дочь. Опять же, сама она начала подозревать, что так упорно настаивала на этом браке больше ради того, чтобы покинуть дом, чем ради любви к Энтони Уоррингтону. О, Тони был так обаятелен и красив в своем новом алом полковом мундире, настолько переполнен жизнерадостностью и мечтами о том, что будет после того, как он разобьет Наполеона. Смогла бы хоть одна неопытная, слишком опекаемая девушка не влюбиться в него? А то, что он уезжал в полк через шесть недель, только добавляло драматизма к этим запретным романтическим отношениям.

Имена вступающих в брак были оглашены, преподобный Беквит провел церемонию, а мама плакала. Пру была просто восхитительна в роли подружки невесты, а образцовый герцог лично выступал в качестве шафера своего кузена. Вся деревня явилась, чтобы засвидетельствовать, какую отличную партию сделала маленькая мисс Беквит.

Розовый туман быстро развеялся, когда Тони получил предписание раньше, чем он сумел устроить проезд Грейс-Энн на Пиренейский полуостров. Без военных кораблей она не могла плыть в безопасности, так же, как не могла путешествовать в одиночку. К тому же ей и вовсе не удалось бы официально прибыть в штаб-квартиры, пока Тони не сумеет получить разрешение у командира, который был известен тем, что питал неприязнь к офицерским женам. Он полагал, что женщины отвлекают его солдат. Чем моложе и красивее, тем больше отвлечение.

Итак, Тони оставил свою новобрачную у хворой матери в маленьком арендованном домике на окраине Челтенхема, где болезненная женщина могла лечиться водами. У Грейс-Энн никогда не пропадало скребущее подозрение, что Тони женился на ней как раз по этой причине: чтобы обеспечить компанией свою лихорадочную матушку, а самому с чистой совестью уйти на войну. Она провела целый год в этом мрачном месте, полном допотопных инвалидов, в качестве бесплатной компаньонки при умирающей женщине. Ухудшающееся здоровье миссис Уоррингтон сделало Грейс-Энн еще более одинокой, чем она была в Уэрфилде, где, по крайней мере, у нее были приходские обязанности и младшая сестра. Тони писал нерегулярно, его отпуск домой вечно откладывался. Он сумел вернуться в Англию на похороны. Теперь уже не было причины оставлять жену дома – да и оставить ее было не с кем – поэтому Тони наконец-то согласился взять Грейс-Энн с собой, когда возвращался на Пиренейский полуостров.

В этот раз он поручил ее заботам жены британского посла в Португалии, за много миль от своей позиции на передовой линии. Иногда он пропадал днями – или неделями, и Грейс-Энн не могла охладить его энтузиазм к битвам своим беспокойством.

Однако ему нравилось выставлять ее напоказ перед своими товарищами-офицерами, и он делал это, когда удавалось приехать к жене в перерывах между боями. Грейс-Энн снабжала его горячими ваннами, хорошей едой и чистой одеждой, когда бы он ни приезжал. Через день-другой Тони целовал ее на прощание в лоб и называл ее лучшей женой, какую только может иметь офицер, перед тем, как уехать. Без сомнения, он любил ее, но еще Тони обожал войну. Он расцветал в моменты опасности, смеялся над риском, радовался товариществу коллег-офицеров и верных войск. Грейс-Энн ненавидела все, что было связано с войной: грязь, жару, раненых людей, друзей, которых удалось обрести и так быстро потерять. Она ненавидела ограниченный мир ставки главного командования, косное, узкое общество офицерских жен. Но больше всего она ненавидела бесконечный, всеохватывающий страх, который она испытывала за своего бесшабашного мужа. Она почти возненавидела Тони за все те случаи, когда он рисковал собой.

А затем у нее появились близнецы, и ничто другое не стало иметь для нее такого значения. Ее миром стала детская комната, а не поле битвы. А Тони стал еще больше гордиться своей молодой женой.

А затем он внезапно умер – ей принесли его алый мундир и шпагу для сыновей – и Грейс-Энн вместе с сыновьями и вещами погрузили на следующий корабль, сопроводив, волей-неволей, в дом приходского священника в Уэрфилде. Никто не спросил ее мнения, никто не дал ей выбора. Теперь она жила дома в деревне Уэрфилд, в графстве Уорик, вернувшись к роли послушной дочери своего отца, исполнительной компаньонки своей матери. Но Грейс-Энн все еще оставалась матерью Уилли и Лесли, и это никогда не изменится. Она сбежит в Америку вместе с мальчиками, прежде чем позволит какому-то надменному аристократу хотя бы положить руку на голову одного из них.