— Ох, гордый… — хмыкнула она. — Серпом по яйцам прошлись бедному… Вот головой, а не тем местом думал бы, никогда бы на такую, как Агата, не нарвался… Да еще имя-то какое… Агат, еще и волосы черные. Это самый магический камень. Сказала же, ведьма… Приворожила тебя. Иначе как ты с такой пустышкой два года прожил! Имя ее от всякого зла защищает и финансово помогает, а на тебе вон лица нет и сколько ты бабла на нее спустил? Ведь у отца ей на машину просил. Хорошо, что Костя не дал. Машину бы она тебе не оставила. Загнала бы, как не статусную, но тебе шиш без масла, — и Женя снова показала племяннику фигу. — Поделочный камень агат, не драгоценный, так что невелика потеря… Хватит истуканом стоять. Да плюнуть и растереть!
И она действительно это сделала, прямо ему под ноги и чуть пальцы не отдавила.
— Тяжело, знаешь ли, такое от тебя выслушивать, — прохрипел Ромка и покосился на стол, где из открытой банки с вареньем, торчала ложка.
Хозяйка проследила за его взглядом.
— Вот! И варенье не ест… Ведьма! Пусть другой с ней мучается. Ну, плеснуть тебе бальзамчика Рижского в чаек? Для сУгрева души.
— Плесни… Чего уж там…
Ромка сделал шаг к столу.
— Чтобы точно вылечился от тоски по этой дуре! Это же счастье, что ее больше нет! Я орать готова!
И Женя действительно заорала:
— Новогоднее чудо! Свершилось! Спасибо тебе, дедушка Мороз!
Так громко благодарила, что собака залаяла.
— Цыц! Ты кобель! — зыркнула на пса хозяйка. — Ничего ты в нашем бабском счастье не понимаешь. Вот и племянник у меня такой же, — потрепала Женя пса за ухом. — Не понимает, как ему повезло… Но ничего, мы его вылечим от сердечной хвори… Огурцом бегать будет…
Ромка усмехнулся и сел к столу.
— А это что за пакеты?
— Еда, а на полу гирлянда. Для лестницы. С потолка снял.
Снова поджал губы, снова потупился. Тетка обошла его со спины, и Ромка вжался затылком в ее мягкую грудь.
— Ну хватит, Ром, — сказала Женя, когда племянник сжал пальцы, которые гладили его грудь. — Ну не трагедия это, честное слово. Вот помяни мои слова, ты потом радоваться будешь, что так чистенько отделался от этой грязной девки.
— Я радуюсь… Я же уже жениться был готов…
— Жениться? Совсем обалдел? — и он получил такой увесистый подзатыльник, что чуть не угодил носом в чашку. — Куда тебе жениться? Сопли сначала подотри! Раньше тридцати даже не думай! Нагуляйся до, а не наверстывай после…
Ромка промолчал. Знал, что сейчас в тетке говорит собственная боль. Она мужика выгнала, не смогла больше выносить его постоянные походы налево.
— Давай чай пить, — пробормотал он. — И я украшу тебе дом до темноты.
— Ну вот, это уже мужской разговор!
Попили, украсили, стало темно. Жалюзи не закрыли, и было видно, как снег отражает фонари, высившиеся за забором, и низкие фонарики вдоль садовой дорожки, которые, точно грибы, высовывали темные шляпки из сугробов. Телевизор смотреть стали, советскую классику… Лишь для того, чтобы убить время. Хозяйка поняла, что разговора не выйдет, и не время сейчас. Утро мудренее. Рома поспокойнее проснется.
Женя повернулась из кресла к дивану и увидела, что племянник уже клюет носом. Потянулась за пультом, но пришлось брать телефон.
— Как там наш болезный? — услышала она голос брата. — Не спит?
— Спит.
Женя тяжело вздохнула в телефон и взглянула в открытые глаза племянника, скорчившегося на диване под клетчатым пледом, длинные кисти которого лежали на полу. За окном раздался выстрел — соседи репетировали новогодний салют. Ромка перевел глаза на окно, но через секунду снова внимательно смотрел на тетку.
— Он позвонит тебе, когда проснется, — добавила Женя, теребя свободной рукой болтающейся на тонком запястье браслет. — Уже утром, наверное.
— Убеди его вернуться домой.
— Зачем? Вас заражать? Ну что, ему здесь плохо? Машину есть, где ставить. Все нормально, Костя. Мы выпьем с ним шампанское вдвоем. Посмотрим «С легким паром», ну чего ты от меня хочешь?
— Чуда. Новогоднего. Хочу, чтобы на Новый год вся семья была в сборе.
— Будем держать связь через Скайп. Главное, что мы мысленно вместе, верно? А так можно и за одним столом сидеть, не видя друг друга. Давай, пока… Созвонимся.
— Тетя Женя, зря ты не поехала, — выдал Рома тихо.
— Ну… Я думала скажешь, зря наврала про твою болезнь, — проговорила она строго, откладывая телефон в сторону. — Врать плохо. Очень плохо. А в канун Нового года даже опасно. Он там смотрит на нас… — многозначительности посмотрела она на племянника, и тот поднял глаза к обшитому пластиком потолку.
— Бог, что ли?
— Дед Мороз. Рома, ну что ты валяешься на диване! Иди в кровать.
— Не хочу спать.
— Тогда сходи дров поколи, что ли?
— У тебя колоть нечего. Ты колотые покупаешь… Да и вообще паровое включаешь.
— Тогда побрейся! Ну чего бороду отпустил! Что за мода пошла…
— Да похрен… Смысл бриться, если целоваться не с кем.
— А со мной? Думаешь, мне приятно о твою колючую щеку тереться!
— Езжай к брату. Не порть всем праздник.
— Его портишь ты. Мать ждет этой вести, как манны небесной!
— Я не готов… Мне плохо, понимаешь?
— Не понимаю, но вижу, что плохо. А должно быть хорошо — Новый год завтра.