Сантьяго

За дверью Каина встретила душная ночь, так что ему пришлось постоять, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Три миниатюрные луны давали слишком мало света, а фонарей не было вовсе.

Городок, собственно, состоял лишь из пяти кварталов, так что Шусслер сумел приземлиться менее чем в двух милях от него. Определившись с направлением, охотник за головами двинулся по пыльной дороге, проложенной меж кукурузных полей. Гибрид, выведенный специально для Тихой гавани, впечатлял: каждое растение с двадцатью початками поднималось на десять, а то и двенадцать футов.

Издалека донеслось мычание телят. Умом он понимал, что телята эти выращены из замороженных оплодотворенных яйцеклеток, но все-таки Каин не переставал удивляться, что телята могли расти на планете, удаленной на тысячи световых лет от места зачатия.

Минут через двадцать пять он подошел к Шусслеру. Тот заметил Каина за несколько сотен ярдов и предупредительно открыл люк.

– Трехглазый Билли рассказал что-нибудь важное? – спросил киборг, когда Каин поднялся в рубку.

– Он мертв. Миротворец Макдугал убил его четыре месяца тому назад.

– Жаль. – Киборг помолчал. – Готов спорить, Бродяга об этом знал!

– Меня это не удивит.

– Куда летим?

– Никуда. Необычная эта планетка.

– Необычная?

– Я наткнулся на отца Уильямса.

– И что он тут делает?

– Говорит, что в отпуске.

– Любопытно. Может, так оно и есть.

– Все возможно, – согласился Каин. – Но почему здесь, почему сейчас?

– Что-то зачастили охотники за головами на эту маленькую аграрную планету, – заметил Шусслер.

– А еще я встретил девушку, которую зовут Лунная Дорожка.

– Имя мне незнакомо.

– Она всего лишь прислуга. Не очень красивая, не очень умная. Ей лет двадцать, не больше.

– Так чем же она привлекла твое внимание?

– О ней написал Черный Орфей.

– Орфей писал о тысячах людей.

– И четверо из них сошлись на забытой Богом планетке.

– Я как-то об этом не подумал. Очень интересное наблюдение.

– И я того же мнения.

– Очень интересное, – повторил киборг.

– Опять же, согласно Орфею, Лунная Дорожка побывала на сотне планет.

– Я сам побывал на трех сотнях. Что в этом особенного?

– Ничего. Это означает, что с десяти или одиннадцати лет она не проводит на одной планете больше месяца. А вот на Тихой гавани по какой-то причине живет два года. Что заставило ее отказаться от путешествий?

– Хороший вопрос, – согласился киборг. – А каков ответ?

– Ответа у меня еще нет… пока.

– Ты узнал о ней что-нибудь еще?

– Да, – кивнул Каин. – Она думает, что Сантьяго – герой.

– Почему?

– Еще не знаю. Но обязательно с этим разберусь. – Он задумался. – Ты можешь кое-что выяснить для меня?

– Что именно?

– Космопорта на этой планете нет, но есть какое-то учреждение, которое разрешило тебе посадку и выдало координаты точки приземления.

– Да, конечно.

– Свяжись с ними и попытайся узнать, давно ли здесь отец Уильям.

Нужную информацию Шусслер получил через тридцать секунд.

– На Тихой гавани он уже с месяц.

– А мне сказал, что неделю тому назад у него забарахлил двигатель. И Лунная Дорожка это подтвердила.

– Если хочешь, я могу перепроверить.

– В этом нет необходимости. – Каин уставился в стену, нахмурился. – Чего он тут ждет?

– Мы подбираемся все ближе, не так ли? – В голосе Шусслера появилась надежда.

– Это точно, – кивнул Каин.

Глава 20

Наш Чарли – малый не промах.

Даст маху раз, но не два.

Холодная кровь в его сердце,

А сердцу велит голова.

Конечно, все решило прозвище.

Если б не оно, Черный Орфей никогда не упомянул бы об Одноразовом Чарли в своей балладе. Не герой и не злодей, не шулер и не вор, не киборг и не знаменитый охотник за головами, не было в нем ничего исключительного. Перекати-поле, которое звали Чарлз Марлоу Фелчер, меняющий одну аграрную планету на другую. Работал мало, пил много.

Злобы в нем хватало, а вот мышц – нет, хотя помахать кулаками он и любил. О долгах предпочитал забывать, но об этом все знали, так что в кредит ему никто, особенно бармены, ничего не отпускал. На бедре он носил внушительных размеров сонар, но не отличался точностью стрельбы, а иной раз забывал и зарядить его.

Но прозвище у него было очень уж необычное, поэтому Орфей просто не мог не обратить на него внимания.