народ об этом песню сложит, но все перепутает и приплетет танкистов каких-то и разведку. А летели те самураи наземь под напором простого партсекретаря.
ПОЭМА «ЖИЗНЬ К.У.ЧЕРНЕНКО»
Глава III В СПИСКАХ НЕ ЗНАЧИЛСЯ
«Агитатор» 1984, №5
«Ну, здравствуй, Костя, друг! Прости, что долго не отвечал — ей-богу ни секунды свободной не было — мы перешли всем фронтом в контрнаступленье... Фрицы уж не те, что в сорок первом, — пачками сдаются.
Но все же тяжко, Костя, ох, как тяжко, дружище... Я был ранен в рукопашной, и, честно говоря, когда б не ты, когда бы не твои уроки самбо, могло б и хуже кончиться... Послушай, ты что там мелихлюндию разводишь?
Ну, что за глупость в голову ты вбил?
И Сталин прав, что отчитал тебя (хотя, конечно, крут он, ох, как крут!)
Не стыдно ли такую дичь нести —
«Я не могу смотреть в глаза детей и женщин!» Костя, милый, да пойми же — ты там, в тылу, для фронта сделал больше, чем тысячи бойцов!.. Да ты ли это?
Ведь это малодушие, пойми.
Твой долг быть там, где ты всего нужнее для дела нашего. И все!
А помнишь, брат, как мы удили на Пахре в то лето?
И ты еще учил меня варить уху двойную?.. Как же это было давно. Как в сказке. Как мне не хватает тебя сейчас! Ну, ничего, Костяш!
После войны мы первым делом в отпуск и к старикам моим!.. А там рыбалка такая, доложу тебе! Ну, ладно.
Пора мне закругляться. Все. Уже артподготовка кончилась. Прощай!
Жму крепко твою лапу. Не дури.
Жене привет. Твой Ленька Брежнев».
Тихо,
задумчиво с письмом в руке сидел Черненко. Шел четвертый год войны.
ДИТЯ КАРНАВАЛА1
А.ВОЗНЕСЕНСКИЙ, газета «Правда»
1
Как ни в чем не бывало, а бывало в говне, мы живем как попало.
Не отмыться и мне.
Мы живем как попало.
Нам попало вдвойне и на лесоповале, и на финской войне.
На афганской, гражданской, на германской войне, и на американской, что грядет в тишине.
Как не стыдно стиляге, как же он не поймет, что медаль «За отвагу» ватник честно несет.
О, дитя карнавала с леденцом-петушком, где-то там, на Ямале, на Таймыре пустом,
где-то там, на Байкале, на Памире крутом, мы с тобой приторчали, нас не сыщешь с огнем.
О, дитя карнавала, о, воскресника сын, что глядишь ты устало из народных глубин?
Из экранов, из окон,
из витрин, из зеркал,
от Колхиды далекой
до Финляндии скал.
3
Идут белые снеги.
Тишина и простор.
Набегут печенеги и получат отпор.
Набегут крестоносцы — хрустнет лед, и хана. Михаил Ломоносов взглянет в бездну без дна.
О, дитя карнавала, что ты там увидал,
что раззявил хлебало на родимую даль?
За твоими глазами то ли гной, то ли лед...
А по третьей программе дева песню поет.
4
Ой, погано, погано в голове и в стране.
Что ж ты, меццо-сопрано, лезешь в душу ко мне?
Ты не лезь туда лучше — тьма там только и муть. Самому в эту бучу страшно мне заглянуть.
Что ж ты ручкою белой гладишь медный мой лоб, на паршивое тело льешь елей да сироп?
Что ж ты, божия птица, мучишь нас и зовешь? Улетай в свою Ниццу, а не то пропадешь.
5
Фронт закрыт повсеместно. Все уходят в райком.
Лишь жених да невеста перед Вечным Огнем.
Парень в финском костюме (Маннергейм, извини).
Средь столичного шума молча встали они.
И девчонка, вся в белом, возложила цветы тем, кто жертвовал телом, кто глядит с высоты,
тем невинным, невидным,
кто погиб за мечты...
Что ж ты смотришь ехидно? Что осклабился ты?
Что ж ты тонкие губы в злой усмешке скривил? Хочешь, дам тебе в зубы у священных могил?
Ну куда ты, стиляга?
Я ведь так, пошутил.
Лишь медаль «За отвагу» не стебай, пощади.
Ты не умничай, милый, над моею страной.
В этой братской могиле сам ты будешь, дурной.
6
О, дитя карнавала, о, воскресника сын, выблядок фестиваля, большеротый кретин,
мой близнец ненаглядный, Каин глухонемой,
Авель в форме парадной что нам делать, родной?
Где-то там, на Ямале, я лежу в тишине.
О, дитя карнавала, как же холодно мне.
7
Идут белые снеги.
Тишина и простор.
Где-то в устье Онеги глохнет бедный мотор.