Сантрелья

Так прошло, верно, несколько месяцев. В один прекрасный день доставили всех узников в главный замка зал и учинили нам досмотр пристальный и тщательный. Потом долго беседовали с каждым, кто язык хозяев понимал. На допросе том я прознал, что много больше захватили христиане пленников. Среди них и мой оруженосец Сулейман, как мне поведали, добровольно сдался в плен, чтоб за хозяином своим последовать. Наконец, закончен был досмотр, и предстал один я на один пред хозяином своим доном Ордоньо. Долго-долго он меня расспрашивал о познаниях моих и умениях, о жизни моей выпытывал. Уяснив, что не являюсь я ни арабом родовитым, ни бербером неотесанным, дон Ордоньо мне службу предложил, дабы выполнял я поручения различные, детей господских языкам и наукам обучал, оказывал помощь целительскую и семейству и вассалам его.

Пути передо мной открывались безрадостные. Откажись я от службы господину новому, обменять меня попробуют у арабов на знатного христианина. Коль не примут меня арабы на обмен, посчитают персоною неважною, а сделку неравноценною, то обратно возвратят меня в казематы зловонные. В противном же случае заточат меня в темницу, как ворога, не ценившего щедрости душевной, господином предложенной.

Принял я с благодарностью предложение дона Ордоньо и сей же день покинул каморку свою мрачную и душную. Обитал я поначалу с прислугою, но свободу обрел передвигаться по замку беспрепятственно. Обучал я дона Альфонсо и малышку Беренгарию основам латыни и арабскому языку, занимался арифметикой и письмом с маленьким Габриэлем. Приглядевшись ко мне, примерно через год, господин мой дон Ордоньо начал доверять мне поручения курьерские, отправлял меня с посланиями то к соседним сеньорам, а то и к арабам, если была на то воля Божия.

Встречаясь с единоверцами, проведал я судьбу халифата после кончин

ы Аль-Мансура, диктатора сурового и коварного. Вознесся на вершину власти сын диктатора Абд-Аль-Малик, первым министром объявивший себя и титулом Аль-Мусафар наградивший себя, иначе говоря Победителем. Всемогущим Аль-Мансуром воспитанный, столь же алчный до владычества, столь же ненасытный в устремлениях, уступал он отцу своему в образованности, отточенности манер и тонкости ума. А меж тем от отца он унаследовал хитрость и коварство в деяниях, храбрость и отвагу безудержную, развращенность и пристрастие к роскоши.

Халиф Хишам Второй утопал в праздности и неге дворца Мадинат Аль-Сахра, так и оставался он власти лишен инее прельщался ею нисколечко. Абд-Аль-Малик тому и радовался. Продолжал он по-своему политику родителя своего всемогущего. И процветала торговля халифата, о чем поведали купцы мне арабские и еврейские, и возносились науки, и уважалось слово писанное, о чем прознал я от кордовских именитых книжников. И расцвела Кордова, будто в эпоху славную халифа Омейядов Абд-Аль-Рахмана Третьего. И поднялась Кордова, точно готовясь в пропасть упасть неминучую.

Абд-Аль-Малик, Победитель, походы совершал опустоши-тельные на земли христианские. И снаряжал господин мой дон Ордоньо против завоевателей войско отважное, и отстаивало оно каждую пядь земли христианской, и терял сеньор наш целые селения, а потом их обратно отвоевывал. Я вел тогда переговоры с мусульманами, обмен совершая военнопленными.

Не гнушался Абд-Аль-Малик силами христианских наемников. И заключал я не единожды с арабами по веленью господина моего договор на участие в сражениях войска его вассального совместно с войском мусульманским. И воевали сами христиане против своих же братьев христиан. И радовались они, опустошая земли соседние, с которыми соперничали их правители, не давая тем самым им возвыситься и укрепить свое влияние. И огорчались и плакали, коль жертвою набега становилась их земля родимая, но и ее они нещадно грабили, связанные договором с арабами. Не смел свое я недоумение сеньору моему высказывать, ведь мнения иль совета моего он не испрашивал. Но сам он нет-нет да оговаривался, что, посылая воинов в полки мусульманские, чаял изнутри он подточить их армию, дабы сыграло это христианам на руку в ту самую минуту подходящую, когда придет пора побед христианских для возвращения земли их поруганной.

И дивились арабы, старые знакомые мои, что, выполняя господина поручения, не пытался я из плена бежать и вернуться во дворец халифа. Но претила мне сама мысль о возможном моем предательстве. И пускай считался я пленником, но коль заключил с доном Ордоньо о службе договор, обмануть его считал себя не вправе я. Да и по чести сказать, полюбил я семейство господина моего и замок Аструм Санктум, ставший домом моим. А служба моя дипломатическая, педагогическая и медицинская была куда мне больше по сердцу, чем роль игрушки халифа неразумного.

Со временем сеньор поверил в преданность мою и выказал особое свое расположение, удостоив в замке меня отдельными покоями и правом иметь слугу своего. Он даже дал мне разрешение забрать вещи и книги мои из моих покоев в Кордове. Я также получил свободу действия и не стесненного передвижения, коли у моего хозяина нужды во мне сиюминутной не было.