Сантрелья

— Дело-то? Великое дело! Библиотеку! Когда Аль-Мансур сжег библиотеку! Это не богоугодный поступок: каждый араб должен понимать, что библиотека — святое. Да!

Отшельник умолк и долго не сводил глаз с пламени очага, потом неожиданно пристально посмотрел на Святогора, долго и серьезно разглядывая черты его лица. И вдруг просиял, заулыбался, даже засмеялся и изрек:

— А я тебя знаю. Да!

Святогор оторопело уставился на старика, но потом успокоился, посчитав это заявление шуткой.

— Ты — тот паренек из чужеземцев, что жил в Мадинат Аль-Сахре, постиг множество наук и развлекал молодого халифа Хишама, — словно уговаривая Святогора, настаивал араб. — Да! Да! Я хорошо тебя помню.

— Как же ты узнал меня? — только и смог вымолвить пораженный Святогор.

— Глаза, мой мальчик, твои глаза. В них вся твоя нелегкая жизнь, в них — и твоя светлая душа. Да! Слава Аллаху, есть еще в халифате такие люди!

— Спасибо, старик, — растрогался Святогор и склонился перед старцем в поклоне.

— Халиф жив! — внезапно вскричал отшельник. — Дурной халиф, но законный, Омейяд, сын великого Аль-Хакама. А воронье уже слетается на гибель халифата! Да!

— О чем ты, отшельник? — удивился Святогор.

— Грядет братоубийственная бойня: араб на араба поднимется, призвав на подмогу чужаков и неверных. Один араб заручится помощью христиан Кастилии, другой — Каталонии. Один поведет на бой разъяренных берберов, другой — сакалибов /*Сакалибы (араб.) — в Кордовском халифате так называли иностранцев-наемников (галисийцев, франков, немцев, ломбардцев и т. д.)/! — патетически восклицал старый араб.

— Как все везде одинаково, во все времена и во всех странах, — пробормотала я с печальным возмущением.

— Ты имеешь в виду Русь? — откликнулся Святогор. — Неужели там тоже ищут помощи у чужаков?

— Увы! В усобицах противники всегда ищут поддержки у чужаков и даже врагов своих, — кивнула я.

Коля попытался добавить что-то вроде того, что это закономерный этап в развитии каждого государства. Но Святогор вряд ли мог смотреть на положение вещей абстрактно и вряд ли стремился анализировать события исторически. Он видел реальных людей, действующих в его реальном мире в настоящий момент. Он руководствовался своими представлениями о человеческой порядочности, и его явно огорчало, что и на его далекой родине, которая казалась ему землей обетованной, люди оказывались столь же корыстными и недальновидными. Он долго молчал, расстроенный тем, что только что узнал. Наконец, он вновь обратился к отшельнику, вероятно, происходящее в халифате сейчас особенно заботило его:

— Ты предполагаешь, что халиф жив. Как же это возможно, ведь его пышно похоронили?

— Я не предполагаю, я знаю. Да! Не его похоронили, не его! Двойника похоронили!

— Двойника?!

— Не хватило духу у этого малодушного, но тщеславного мальчишки Мохаммеда, как бы он гордо ни величал себя Богом Направляемым, — проронил старик ехидно. — Хишам жив и скоро понадобится Мохаммеду, ибо престол последнего, узурпированный и залитый кровью, уже так сильно раскачивается на кровавых волнах, что довольно лишь небольшого дуновения ветра, и он опрокинется.

— Ты ясновидящий? — прошептала я робко.

— Нет-нет, — засмеялся отшельник. — Через мой перевал часто люди пробираются. И я всегда в курсе последних событий. Я забрался высоко в горы, ушел от грязи людских сердец, но вни-мательно наблюдаю с высоты за их отвратительной возней и не перестаю удивляться степени их низости, ибо научился читать по их глазам и душам и тем самым предвосхищать их поступки. Да!

— И на чьей же ты теперь стороне? — полюбопытствовал Святогор.

— Я на стороне Аллаха, — вздохнул старик. — А Аллаху был угоден цветущий, могущественный халифат, где высочайших мировых высот достигло развитие наук и ремесел, искусств и просвещения. Я на стороне того халифата, терпимого к другим верам. Не нужно было преследовать неверных, чтобы доказать, что путь их ложный. Это доказывала сама жизнь. Дух знания был превыше всего! Да!

Старик пригорюнился и долго смотрел на угасающее пламя очага, на мерцание углей и вспышки мелких язычков пламени то тут, то там, заявлявшие о своей независимости и праве на существование.

— Халифат уже погиб, ему не подняться, — сокрушался старый араб. — Варварство одержало победу, когда горела библиотека Аль-Хакама. Это было начало конца. Да! Впрочем, история повторяется. В варварстве и братских усобицах погибла и древняя культура в Аль-Андалус.

Николай резко выпрямился и открыл рот, чтобы что-то произнести, но старик опередил его и обратился к Святогору, тронув того за руку:

— Сынок, ты, как выполнишь поручение, беги отсюда, не встревай в братоубийственную возню, сохрани свою чистую душу!

Святогор удивленно вскинул голову и возразил:

— Но Посланник Аллаха молвил: "Тот из вас, кто увидит злодеяние, пусть остановит его своей рукой; если он не в состоянии сделать это — то своим языком; если он не в состоянии сделать и это — то своим сердцем, что является самой слабой степенью веры"…

Старик медленно и тяжело поднялся и, взирая на своих слушателей сверху, торжественно провозгласил: