Саоми

Она не ответила, но по глазам, побледневшим губам, решительно поджатым, ответ и так был ясен. Человек грустно улыбнулся. Ну, что ж, наверное, оно того стоило — поесть, согреться, почувствовать уют домашнего очага, пусть даже все это оказалось ловушкой, расставленной специально на него — голодного, измотанного постоянной игрой в прятки со всем миром. Когда-нибудь подобное должно было произойти. Чем сегодняшняя ночь хуже или лучше любой другой? Вот только… Обидно было сознавать, что с такой радостью шел в хитроумную мышеловку, с таким удовольствием пил ядовитый отвар, замаскированный пьянящим запахом черной смородины.

— Ну и… Ну и хорошо.

Поплотнее закутавшись, он снова лег на лавку, отвернувшись к печи, и даже уговорил себя закрыть глаза. Пусть… он и так слишком долго скрывался, сбегал, уворачивался. Хватит. Будь что будет. Он устал, и сегодня не хочет никуда идти. Он будет лежать здесь, на лавке, в тепле под одеялом, до тех пор, пока за ним не придут. Интересно, как скоро это случится? Мысль о том, что вот-вот спокойствие и тишина лесного дома будут нарушены, не давала расслабиться, заснуть.

— Скажи, что никто не придет, — попросил он.

"Соври, пожалуйста, соври, а я постараюсь поверить…"

Но девушка промолчала, а чуткое ухо уловило посторонний шорох под окном, на ступеньке, затем дверь распахнулась, впустив вместе с шелестом осеннего дождя топот ног в тяжелых ботинках, и еще что-то злое, враждебное, мгновенно разбудившее тело. Он хотел бы остаться на лавке, но то, что просыпалось внутри, заставило его вскочить и, увернувшись от удара, самому ударить в ответ. Не замечая ужаса на лицах, казавшихся ему однотипными масками, в которых даже нет прорезей, а глаза нарисованы, он, уже не задумываясь, кружился, падая на пол и взлетая, быстро и плавно обходя противников, с грацией дикой кошки перетекая из одного положения в другое, а потом устало опустился на пол, рядом с опрокинутым столом. Собрал черепки от глиняной миски, осторожно завернул в полотенце оставшиеся пирожки. И огляделся.

Имперские служаки валялись по углам горницы. Кто-то отлетел к печи, безнадежно вымазав кровью побелку. Хозяйка лежала в углу, придавленная облаченным в серо-фиолетовую форму телом.

Гость подошел ближе, склонился над ней, пытаясь понять, жива ли. Девушка дышала, но была без сознания. Видимо, при падении стукнулась головой об угол скамьи. Он поднял ее и переложил на лавку. Потом оглядел помещение более внимательно, чем раньше. Совесть и здравый смысл спорили: можно ли ограбить того, кто заманил тебя в ловушку? В итоге сошлись на компромиссе: подхватив узелок с пирожками, человек надел свою слегка подсохшую, но все еще неприятно влажную одежду, с сожалением отложил одеяло и уже собирался выйти, как слабый голос заставил его остановиться в дверях:

— Стой! Стой же…

Хозяйка приходила в себя, ее чуть прищуренные от боли глаза смотрели с мольбой и страхом. Но обманутый гость не захотел приглядываться и прислушиваться. Раз девушка очнулась, значит, жизни ее ничто не угрожает. Поэтому задерживаться в лесном доме, куда с минуты на минуту могут нагрянуть люди императора, нет никакого смысла. Ощущение близкой опасности как будто прошло, и, не обращая внимания на тихую просьбу, человек вышел, притворив за собой дверь.

* * *

Я медленно села и огляделась.

Крови вокруг было немного, лишь яркая полоса на печной стене да несколько мелких пятен, но когда до меня дошло, что нахожусь в доме одна с мертвецами, я едва снова не потеряла сознание. Пришлось крепиться, отгоняя страх оптимистической мыслью о том, что убираться здесь мне уже не придется.

Голова казалась тяжелой, словно чугунный котелок, кровь в волосах неприятно липла к пальцам при осторожном прикосновении. Пошатываясь, опираясь рукой об испачканную стенку еще теплой печи, я поднялась на ноги и побрела к двери.

Необходимо найти его, догнать, вернуть любой ценой, потому что если люди императора узнают о шести трупах в серо-фиолетовой форме — все мои старания будут бесполезны, все уговоры. Когда поймут, что мышка таки сбежала из мышеловки… Но ведь я сделала все, что было необходимо, мой отвар должен был усыпить его на несколько часов беспробудного сна. И ведь никто не поверит, что я не отступила от плана!

Прихватив оброненный кем-то из имперских гвардейцев нож, я вышла наружу. Воздух дышал рассветной свежестью. Сколько же я пролежала без сознания? Мне казалось, что совсем немного, однако ночь постепенно уступала место новому дню, и небо светлело над верхушками сонного леса. А ведь он мог далеко уйти, я его не догоню.

Ну где же ты, где ты? Отзовись!..

Я долго звала его, не по имени — просто кричала, всполошив своим голосом обитателей пробуждающегося леса, потом в голову пришла новая идея.