— А что же ты здесь ходишь? — спросил я. Уже понятно было, что до шпиона Павлу Андрееву как до Луны.
— А всех собрали и увезли на поезде, а мне отсюда уезжать нельзя…, - бесцветным голосом продолжал вещать задержанный. — У меня тут связь с небом, а в другом месте она пропадет и я не смогу принимать оттуда мысли.
— Какие хоть мысли? — влез Ахметшин, развязывая ему руки. Напрасно это он спросил.
— Холод, надо топить…топить…, - забормотал Павел. — Летать — возвысить себя до материального и отпустить все связи; оставить все естество… Там вверху тепло, Икар, Икар!
— Документы есть? — спросил я уже для порядка. Да и отвлечь надо от этих Икаров. Так притворяться только большой артист сможет, а не рядовой шпион.
— Справка есть, мне в больнице давали, когда домой выписывали.
Он полез куда-то и подал мне сложенную вчетверо изрядно потертую бумажку. Я развернул ее, боясь только, чтобы она не рассыпалась у меня в руках и прочитал: “Довідка видана Андрєєву Павлу Даниловичу, 1910 р.н., у тому, що він проходив лікування у Київській психіатричній лікарні ім. І.П. Павлова з 13 січня 1940 по 26 травня 1940 року з діагнозом "Параноїдна шизофренія".
Ильяз заглянул через плечо на справку. Павловку знали все, безо всякой справочной. И украинский язык помехой не был.
— Ну что, отпускаем? — спросил Ахметшин. Вроде как тот факт, что поймал он вовсе не шпиона, не сильно расстроил моего помощника.
— Погоди отпускать, — тормознул я его. — Самый главный вопрос мы не задали. Ты Паша, как сюда пролез? — в то, что он смог проникнуть мимо часового, я не верил ни разу. — Покажешь?
— Пойдемте, — не стал отпираться задержанный. И неспешно пошел по лестнице вниз.
Мы с Ильязом долго удивлялись, как человек смог проникнуть в такую щелочку, даже такой худощавый как Паша Андреев. Внешне в эту дыру мог бы пролезть небольших размеров щенок, не больше, но больной влез туда без труда и через какой-то десяток секунд попрощался с нами с другой стороны. Напоследок я сказал ему, что связь с небом хорошо держать в городе Куйбышев, там отличное эхо от волжской воды. А вдруг доберется.
И только потом, когда Ахметшин проверил эту вроде как небольшую промоину и признал ее вполне годной для экстренного драпа, только чуточку аккуратно расширить бы, я понял, что зацепило в рассказе шизофреника. Эвакуация Павловки. А ведь я сам видел памятную табличку, установленную после войны, что в больнице расстреляли более тысячи больных. Ну хоть этих убогих успели спасти.
***
Интерлюдия.
Днем в Узин приехал начштаба Тупиков с командиром 19-й авиадивизии Богородецким. Они вдвоем разговаривали с комполка Козиным минут двадцать — только чтобы довести задачу. Ничего особо нового вроде и не было, кроме одной маленькой детали. Но, как верно заметил майор, именно от нее всё и зависит.
Скомандовали построение. Всех летчиков, кто был на земле. Собралось тридцать два человека. Приезжее начальство стало в сторонке, разумно посчитав, что Козин своих людей лучше знает, да и послушают они его быстрее. Тем более, что тут насильно не заставишь — нужны только добровольцы.
— Друзья! Товарищи! — начал Козин совсем не по-уставному. — Сегодня нас предстоит выполнить очень тяжелую задачу. Может, самую трудную в своей жизни. Поэтому нужны только добровольцы. — он перевел дыхание и молча посмотрел на строй, с правого фланга на левый, а потом обратно. — Не знаю, сколько из ушедших на задание вернется. Может, и никто. Но это надо сделать… Для Родины, для Победы! — он снова замолчал, будто собираясь с силами, чтобы заговорить, но потом махнул рукой и намного тише добавил: — Кто согласен…
Майор еще не договорил, когда весь строй шагнул вперед. Без тени сомнения, все просто продолжали смотреть на своего командира.
— Нет, так не пойдет, — спокойно сказал Козин. — Полетят следующие летчики: Ищенко, Харченко, Ивлев, Данилкин, Александров… — он продолжал называть фамилии и названные им люди выходили еще на шаг вперед, всего семнадцать человек. — Вам задачу поставит комдив Богородецкий. Прошу всех в Ленинскую комнату.
Полковник садиться не стал, а только дождался, когда рассядутся пришедшие с ним.
— Как вы знаете, возле Кременчуга немцы пытаются навести понтонный мост, чтобы переправить на левый берег свои танки и попытаться замкнуть кольцо окружения. Дважды переправа была разрушена. По данным разведки, эта попытка — последняя. Больше резервов у немцев нет. На плацдарме сосредоточено неимоверное количество средств противовоздушной обороны. Наша, — тут он впервые сделал паузу и обвел взглядом слушавших его, отметив, что никто из них не озирается по сторонам с мыслями “Дайте выйти!”, - задача очень сложная и ответственная. Именно нам предстоит ослепить немецкие зенитки. На ваши самолеты подвесят баллоны с газом, который при соединении с воздухом создает дым. Ни бомб, ничего. Только газ.
— Понятно, все идут одним маршрутом на минимальной высоте и расстоянии, и не сворачивают, чтобы не разорвать завесу, — добавил кто-то из летчиков. Полковник посмотрел: капитан, лет тридцати, наверное. Скорее всего, эта война у него не первая.