Сапфик

Тот обернулся и увидел ожившую марионетку. Казалось, нити последней куклы в ряду дергают с темной крыши. Марионетка подняла голову и плавно повернула ее к Кейро и Аттии.

Тряпичная рука показала на путников, неживой рот зашамкал:

– Говорил ведь: меня предавать нельзя.

Аттия попятилась, крепко держа шкатулку, но та обреченно звякнула в руках девушки, и зеркало треснуло. Девушка бросила ее на пол.

Хрупкая, как скелет, марионетка расправила спутанные ноги и резко выпрямилась. На путников смотрел древний арлекин с уродливым крючковатым носом и красными глазами. На голове у него был шутовской колпак с побрякушками.

– Мы и не предавали, – пробормотал Кейро. – Мы услышали голос и решили узнать, в чем дело. Перчатку мы сохранили и несем тебе. Я не дал Аттии проболтаться им о ней. Ты же сам видел!

Аттия хмуро смотрела на своего спутника. Губы саднило: Кейро не осторожничал, когда зажимал ей рот.

– Да, видел. – Деревянный рот открывался и закрывался, но голос со слабым эхом долетал ниоткуда. – Ты интересный Узник. Я могу в любой момент тебя уничтожить, а ты мне дерзишь.

– То-оже мне но-овость! – язвительно потянул Кейро. – Да ты в любой момент можешь уничтожить любого из нас. – Кейро приблизился к марионетке, и его красивое лицо оказалось напротив уродливой кукольной хари. – Или кусок кривой программы в тебе еще сохранился? Тот сапиент Извне болтал, что тебя задумывали раем. У нас должно было быть все! Что не срослось? Где ты напортачил? Как стал чудовищем?

Аттия взирала на него с ужасом. Мах руками, мах ногами – марионетка исполнила жуткий медленный танец.

– Напортачили люди! Люди вроде тебя, которые храбрятся для видимости, а в действительности трусы. Ползи к своему коню, Узник, и езжай моей дорогой.

– Я тебя не боюсь.

– Неужели? Так мне ответить на вопрос, который тебя мучает? Мучения закончатся, потому что ты узнаешь ответ. – Марионетка издевательски покачала головой. – Ты узнаешь, сколько в твоем теле пластмассы и электросхем, сколько крови и плоти. Узнаешь, сколько тебя принадлежит мне.

Аттию ужаснуло то, что голос Кейро превратился в шепот.

– Я и так знаю.

– Нет, не знаешь. Никто из вас не знает. Чтобы выяснить, нужно разорвать себе сердце и умереть. Если я не расскажу. Рассказать тебе, Кейро?

– Нет.

– Давай расскажу. Покончим с неизвестностью!

Кейро вскинул голову. В голубых глазах полыхала ярость.

– Мы вернемся на твою вонючую дорогу. Но, клянусь, в один прекрасный день мы поменяемся местами!

– Чувствую, тебе не терпится узнать. Хорошо. Дело в том, что ты…

Одно движение мечом – и Кейро перерубил нити. Марионетка рухнула на пол, превратившись в кучу обломков и маску.

Кейро принялся ее топтать, лицо Арлекина затрещало под каблуками. Он поднял пылающий взгляд:

– Видишь?! Тело сделает тебя уязвимой, Тюрьма-марионетка! Тот, у кого есть тело, может погибнуть.

Ответила ему тишина темной детской.

Тяжело дыша, Кейро обернулся и перехватил взгляд Аттии.

– Ты глупо улыбаешься потому, что Финн жив? – недовольно спросил он.

– Не только, – ответила Аттия.

Наутро Клодия бегом спустилась по лестнице, скользнула мимо слуг, которые несли завтрак королеве. «И самозванцу небось тоже, – подумала девушка и глянула на Башню из Слоновой Кости. – Интересно, как ему в таком великолепии? Если его разыскали на какой-нибудь ферме, то, наверное, непривычно. Впрочем, с этикетом он знаком не понаслышке, держится уверенно. А какие гладкие у него руки!»

Быстро, пока не проснулись сомнения, Клодия свернула к конюшне – мимо киберконей прошла в конец, к стойлам живых лошадей.

Седло на коня Джаред уже надел и теперь поправлял подпругу.

– Багажа у вас немного, – отметила девушка.

– «Весь багаж сапиента – в его сердце». Клодия, откуда цитата?

– Из «Иллюмината» сапиента Мартора. Том первый. – Она с удивлением заметила, что Финн выводит своего коня из стойла. – Ты тоже едешь?

– Ты сама мне предложила.

Клодия напрочь забыла об этом, а теперь сгорала от досады. Ей-то хотелось проводить наставника и попрощаться с ним без свидетелей. Кто знает, сколько дней не будет Джареда?! Без него королевский двор станет еще ненавистнее.

Если Финн и почувствовал ее досаду, то не сказал ни слова. Раз – и он ловко вскочил на коня. Верховая езда получалась сама собой, хотя Финн не помнил, что занимался ею до Инкарцерона. Он подождал, пока готовили коня Клодии и конюх помогал ей сесть в седло.