Сапфир

– Да, Тиффани! Поэтому представь себе, что это значит. Это мой шанс обрести признание. Если мы получим заказ, нас будут уважать не меньше, чем Тиффани, а ведь он делает большую часть кубков для конных соревнований и скачек.

– Это и впрямь станет бриллиантом в твоей короне, милая.

– Нас с Алексеем пригласили посетить конюшни Тримейна на Лонг-Айленде. Мы пробудем там несколько дней, сделаем наброски рисунков его чистокровных лошадей. Их мы используем для эскиза кубка, ему уже есть название – «Памятный кубок Уолтера Тримейна». Все зависит от того, понравится ли мистеру Тримейну наш эскиз. Но мы задумали нечто настолько фантастическое, что ему не может не понравиться!

– Я думаю, что вы справитесь. Желаю успеха, Регина. Пусть и Тиффани покрутится. А когда ты вернешься, мы вместе отправимся на ленч.

Никто не поверил бы Регине, если бы она призналась, что никогда не была на бегах. Единственные известные ей лошади – это лошади, которых запрягают в кареты и кебы. Ну, еще те, на которых по Нью-Йорку разъезжает конная полиция. Сама же она никогда не ездила верхом.

Владения Тримейна на Лонг-Айленде были обширны – прекрасный белый дом стоял на берегу. Три дня провели они в этом имении, но ни разу не видели ни самого Уолтера Тримейна, ни кого-либо из обитателей этого большого дома. Устроили их в маленьких гостевых коттеджах рядом с конюшнями, расположенными почти в четверти мили от главного дома.

– Это чтобы благородные господа не ощущали запаха конюшен, – ухмыльнулся Федоров. – А на гостей наплевать. Не так ли, дорогая леди?

– Наверное, – засмеялась Регина. – Но ведь это хорошо, что мы живем здесь. Это же рабочий визит, мы не гости.

Главный конюх, некто Джонас Уэлч, угрюмый, неразговорчивый тип неопределенного возраста, проводил Регину и Алексея в их коттеджи, а затем провел их по конюшням. Чистокровные красавицы с длинными изящными шеями и стройными ногами, начищенные так, что блестели словно атлас, сами просились на карандаш.

Каждое утро, когда рассветало, Регина и Федоров располагались перед оградой тренировочного трека и изучали повадки лошадей.

– Как они красивы, правда, Алексей?

– Да, смотрю на них и тоскую по России, – задумчиво ответил тот. – В России много хороших лошадей. – Он усмехнулся. – Но ваш Федоров не любит тосковать.

После тренировок лошадей чистили, и Регина с Алексеем снова наблюдали за ними, затем переходили в конюшни. Все это время Федоров делал наброски углем. Регина немного научилась рисовать, когда заинтересовалась ювелирным искусством, но ее рисунки казались неуклюжим любительством по сравнению с работой Федорова. Его наброски были полны жизни: они передавали всю грацию и красоту этих необыкновенных животных. Он мог бы писать картины, подумала Регина.

Через три дня они вернулись в Нью-Йорк с целым портфелем набросков; теперь они просиживали часами, разрабатывая модель будущего приза.

Наконец все было готово. Регина отступила, чтобы получше рассмотреть ее. В готовом виде кубок будет высотой в восемнадцать дюймов от основания до крышки. Крышка крепится при помощи маленьких розочек, украшенных мелкими бриллиантиками. У основания золотого кубка – фигурки двух чистокровных лошадей из серебра, а третья лошадь с уздечкой и под спортивным седлом украсит крышку. Лошади, конечно, будут использованы с набросков Федорова.

Регина восторженно всплеснула руками:

– Мне кажется, что вы создали чудесную вещь, Алексей. Вы настоящий художник. Если мистеру Тримейну это не понравится, значит, с ним что-то не в порядке!

– Мистеру Тримейну понравится, – отозвался Федоров с невыносимым самодовольством.

– Посмотрим.

Она послала записку Уолтеру Тримейну, и на другое утро он явился в магазин – высокий худощавый человек с суровым лицом и пронзительными серыми глазами. Он пристально, молча разглядывал модель, дважды обойдя ее вокруг. Потом долго изучал, охватив подбородок рукой. Регина ждала затаив дыхание. Наконец он кивнул и перевел взгляд на Регину.

– Поздравляю, миссис Лоуген, – произнес он без всякого намека на улыбку. – И вас, мистер Федоров. Именно так я это себе и представлял. Я делаю вам заказ.

Целых шесть недель Регина и Федоров работали над кубком по многу часов подряд; Хотя русский предпочитал работать быстро, он согласился с Региной, что на этот раз нужно все делать не торопясь, поскольку Тримейн не связал их никаким твердым сроком.

– Мне хочется, чтобы у вас получилось настоящее произведение искусства, Алексей, объяснила она художнику.

– Так оно и будет, дорогая леди, так оно и будет. Конечно, Регина мало в чем могла помочь Федорову, разве что при случае выразить свое мнение. Но возражений против ее вмешательства у Федорова не возникало; он, судя по всему, был весьма доволен ее точными замечаниями. Регина подозревала, что он просто рад возможности продемонстрировать свое мастерство.