Сапфир

Раттибор еще какое-то время изучал мое лицо пронзительными черными глазами, словно пытался прочесть мысли, но затем кивнул и отпустил.

3

Как обычно дежурство выжало меня, как лимон.И как обычно поняла я это лишь, когда все закончилось. Были наложены последние швы, проведен последний анализ, вправлен последний вывих.

На смене, на вызовах у меня словно вырастали крылья, открывалось второе дыхание. И усталость наваливалась на плечи непосильным грузом только когда напряженная работа подходила к концу, а больные оказывались вне опасности. Или, что по счастью случалось крайне редко, я уже ничем не могла им помочь.

Солнце встало, высветило березки на опушке леса, позолотило далекие макушки сосен, заиграло на капельках росы в траве, превратив их в бриллианты.

В воздухе запахло прокаленной хвоей, листвой и медовым нектаром.

Завели утренние трели птицы – их многоголосье походило на нестройный, но все равно удивительно приятный слуху хор.

Из-за полного безветрия облака застыли в небе кусками ваты.

Рик помог мне сесть в машину – ноги заплетались, руки повисли плетьми, все тело ныло.Малейшее движение – и мышцы отзывались сильной болью.

В кабине пахло сливовой отдушкой – такой упоительно-вкусной после вони на боях.

Мало того, что мы работали в полевых условиях, временами приходилось ворочать верберов, помогать им передвинуться. А весят эти оборотни как три человека. Не меньше.

Слава богу, хоть встревоженный Раттибор, который кружил возле меня стервятником не меньше часа, потом все же отправился по племенным делам. Обнаженный вербер – оборотни вечно забывали одеться, если переключались на нечто важное – который все время что-то спрашивает, теребит – то еще испытание для нервов.

Медсестры и медбратья «перекрестной больницы»энергией жизни не управляли. Все, кому она подвластна, срочно натаскивались, обучались и становились врачами. На бойни, вроде сегодняшней, к «тяжелым» выезжали только они, то есть мы. Выглядело расточительно, хлопотно для врачей, но оправдано.

Не дай бог неудачно пошевелишь пациента, а у него обнаружится перелом, или того хуже – серьезные внутренние повреждения. Обломки кости попадут в кровоток, откроется внутреннее кровотечение, оторвется орган. Исправить такое за секунды способна только наша особенная энергетика.

По счастью, сегодня, из тяжелых с нами летел только Маллес. Рик уложил его на задние сиденья, и вербер, благодаря «подпитке» от василиска ощутивший сильное облегчение, негромко похрапывал.

Уснула и я. Просто отключилась. А когда очнулась, то лежала на плече у Рика, а он застыл, словно окаменел.

– Пора заказывать сюда кровать, – усмехнулся василиск, заметив, что я зашевелилась. – Может, заодно кроме сна еще чему хорошему научишься. Все-таки женщина… Красивая, и фигурка что надо, – василиск нарочито прошелся по мне взглядом оборотня в брачный период. Интересно, у этих змеюк случаются такие периоды на самом деле?

Я выбралась из-под плаща Рика, и сладко потянулась.

Машина снизилась, и села возле моего двухэтажного общежития, выстроенного из громадных светлых булыжников. Оно угловатой анакондой тянулось вдоль всей улицы, и сворачивало за угол, огибая парк.

Высотки на перекрестье не строили. Спустя несколько лет они начинали шататься и разрушались до третьего этажа. Что за силы воздействовали на здания, местные ученые так и не определили. Но строители решили подстраховаться и ограничиваться двумя этажами.

– Иди, передохни. И лучше не ходи на занятия. Я дам справку, – очень мягко, почти ласково произнес Рик. И помог мне выбраться наружу.

– Я отвезу Маллеса в больницу. Будем думать, что с ним делать, – сообщил в спину василиск. – И подумай над моим предложением. Мои предложения никто и никогда не отвергал.

Я хотела пошутить на этот счет, спросить –сколько же раз тогда он женился по пьяни, но дверца уже захлопнулась, и машина взмыла в небо.

Сиреневый туман перекрестья рассеялся. Спрятался в щели, в закоулки, под землю, освободив темно-серую брусчатку дороги, с коричневыми вкраплениями и затаился до следующей ночи.

Солнце начинало припекать, и в плаще стало жарковато. Я поспешила в подъезд общежития. Напротив благоухал цветами белый бутик с ярко-алой вывеской «Букеты». Чуть поодаль только-только открывалась такая же белая булочная. Оттуда доносился упоительный запах свежей сдобы, и желудок недовольно заурчал, сжался в комок.

Я заставила себя войти в общежитие и даже кивнуть Олдису – белокурому охраннику-верберу в парадном.

Он кивнул в ответ, сверкнув в полутьме подъезда темно-серыми глазами и снова замер, словно окаменел.

Длинный коридор с деревянными дверями по сторонам освещался розоватымисветильниками на потолке.

Я дошла до своей двери с именной табличкой Самира Рарвес. Так назвал меня Рик, в нашу первую встречу, на перекрестье.

Очутившись здесь, я забыла свое настоящее имя, как и все остальное из прошлой жизни. В последнее время она упорно напоминала о себе – всплывала в голове урывками, отдельными кадрами, почти не связанными друг с другом. Но темных пятен по-прежнему оставалось слишком много.