Сапфир

Всю дорогу до него, пока ехали в кабриолете, который Мо впервые на ее памяти вывел из гаража, Лана думала о том, что он — Марио — прав. И не только в том, что даже в такой напряженный и ответственный период, ей требовался периодический отдых, но и в том, что пока она занята, он не мог «прожигать» жизнь зря. Сидеть, запертый в бунгало, тосковать, провожать восходно-закатный диск солнца глазами, считать бессонными ночами звезды и надеяться на лучшее. Скажи ей, что в запасе у нее осталось лишь семь дней, и она захлебывалась бы от жажды — жажды жить. Дышать полной грудью, пьянеть, обниматься, танцевать — она мечтала бы нырнуть в жизнь, переплестись с ней лианой и никогда-никогда больше не отпускать. До победного конца, до самой последней минуты. Наверное, не имея стальной выдержки, она вела бы себя куда хуже Мо — истерила, хандрила, пила, лила бесконечные слезы. Возможно, отправлялась бы в бар, плакалась бы на судьбу первому встречному человеку, изливала бы душу всякому, кто желал бы ее выслушать. И она точно не умела бы коротать часы в одиночестве. В толпе плохо. Без толпы еще хуже.

А он каким-то образом держался. Выглядел спокойным, пытался шутить, заботился не о своем, а о ее благополучии — кормил, развлекал, возил, спрашивал, не нужно ли чего. Она в подобной ситуации сделалась бы центром вселенной, той самой осью, вокруг которой вращается мир, Марио же сделал осью ее — Лану. Потому ли, что она помогала ему с поиском камня? Навряд ли. Он просто не желал становиться осью сам, зацикливаться на себе, делаться жалким пупом земли, которому каждый, раз он такой «бедный и несчастный», должен подтереть сопли.

В этот вечер Лана впервые осознала: она восхищается Марио. Его характером, выдержкой, стойкостью. Его умением не выпячивать эго, позитивным отношением тогда, когда к нему самому никакого позитивного отношения не осталось. Друг умер, наказание зря, старуха с косой, именуемая смертью, ночует во дворе, а Мо старается не падать духом.

Если бы это было расценено верно, она накрыла бы его ладонь, в этот момент лежащую на рычаге переключения скоростей, своей.

Но не успела.

Кабриолет свернул со средней полосы к тротуару, нырнул в свободную парковочную ячейку, сдал назад и остановился.

— Морепродукты?

— Нет, сегодня лучше без изысков.

— Понял.

Ресторан «Три краба» расположился прямо на побережье. Черные столы, бежевые скатерти, романтические подсвечники, меню-планшетики… С дощатого настила, который кончался в метре от их ступней, можно было сойти прямо на песок, где ровным рядом квадратных спинок маячили стулья для тех, кто хотел посидеть с бокалом у самой воды. А дальше прибой, огоньки далекой бухты и их блестящие дорожки-отражения — все, как на сувенирном календарике, привезенном с курорта.

Заказ официанту оформлял Марио. Лана, уже доставшая блокнот и водрузившая на девственно-чистую страницу ручку, смотрела туда, где темно-синее небо целовало морскую гладь. На деревянной сцене — они удачно выбрали самый удаленный от нее стол — три мужичка задорно бренчали на гитарах; им хлопали те, кто специально пришел послушать выступление. Музыканты играли талантливо.

— Выпивка?

— Много.

— Много? — удивился Марио.

— Да. Столько, чтобы тебя разговорить.

— Может, я разговорюсь, если меня пощекотать? Или привязать к пальме и пригрозить? Или просто попросить?

— Я и попрошу, — улыбнулась Лана, — но выпивку все равно лучше заказать.

— Так точно, босс.

Он шутил. А Лана, обдуваемая теплым вечерним ветерком, думала о том, что совсем не так она собиралась жить, когда прибыла в Ла-файю. Она не знала, «как», но как-то иначе. Уж точно не намеревалась проводить все свои дни с одним-единственным человеком, вечно подгоняемая совестью, пытаясь решить взваленную на плечи непосильную задачу. Пока непосильную.

— Грустишь?

— Нет. Философствую.

— Опять на уме камни?

— Опять они.

— Брось.

Она вздохнула. Марио выглядел чудесно: тонкая белая пляжная рубашка, узор на воротнике, расстегнутые верхние пуговицы. Небрежно закинутые назад пятерней волосы, кулон на шее, дорогие часы на запястье. Серые джинсы — простые и дорогие, — мягкие мокасины. Не спутник, а человек с обложки. Его манеры, как невидимый штрих-код, моментально распознавали окружающие — распознавали и начинали кланяться, лебезить. Делались излишне заинтересованными и обходительными, чувствовали присутствие человека — полезная-связь. Он привык. Она нет.

— Тебя многие знают, да?

— Да.

Он не обращал на взгляды внимания. Не видел их и не тяготился ими.

— Я заказал нам ром. В самый раз, если мы собрались играть в какую-то игру. Мы ведь собрались?

Лана оживилась:

— Собрались.

— В какую? Расскажешь правила?

Мо облокотился о стол, положил подбородок на сцепленные пальцы, посмотрел на Лану серьезно и с любопытством.

— Мы будем играть в игру «Вечер откровений». Я буду задавать вопросы тебе, а ты можешь задавать мне. Оба отвечаем честно. Все фразы желательно начинать со слов: «Я мечтаю…», «Я хотел бы…», «Я люблю…»…

— Забавная игра, я о такой не слышал.