Сапфирная роза

- Видно, никто не позаботился сообщить об этом Ортзелу, - усмехнулся Улэф. - А он ярый законник, и не стоит расстраивать его впредь, сообщая о такого рода проделках.

Монах-законовед, с лицом белым как мел от волнения поднялся и прокашлялся. Его голос, от природы скрипучий, то и дело давал петуха от испуга.

- Патриарх Кадаха совершенно верно передал букву закона! - объявил он. - Вопрос о гибели веры и церкви должен быть - разрешен немедленным тайным голосованием.

- Тайным? - вскричал Макова.

- Так говорится в законе, ваша светлость. Решение принимается простым большинством.

- Но...

- Я должен напомнить патриарху Кумбийскому, что дальнейшие прения неуместны, - резко проговорил Ортзел. - Я требую голосования, - он огляделся вокруг. - Ты! - он указал пальцем на священника, сидевшего неподалеку от Энниаса, - принеси все, что необходимо для проведения тайного голосования. Насколько я помню, все это покоится справа от трона Архипрелата.

Растерявшийся священник испуганно уставился на Энниаса.

- Пошевеливайся! - взревел Ортзел.

Священник вскочил и опрометью бросился к задрапированному черным трону.

- Кто-нибудь должен объяснить мне все это, - потребовал сбитый с толку Телэн.

- Позже, Телэн, - мягко сказала Сефрения. На ней было тяжелое черное одеяние, издали похожее на монашеское, полностью скрывавшее и ее принадлежность к стирикам, и пол. Она сидела посреди рыцарей Храма, загораживающих ее от ненужных взглядов своими массивными доспехами как стеной. - Давай-ка лучше понаблюдаем за этим изысканным представлением.

- Сефрения, - покачал головой Спархок.

- Прости, - тихонько засмеялась она, - я вовсе не собиралась насмехаться над вашей церковью, но все эти запутанные церемонии...

Все необходимое для голосования представляло из себя вместительный покрытый пылью ящик безо всяких прикрас и два кожаных мешка, опечатанных вверху тяжелыми свинцовыми печатями.

- Патриарх Кумбийский! - торжественно произнес Ортзел, - ты председательствуешь сейчас. В твою обязанность входит снять эти печати и проследить за тем, чтобы были розданы марки.

Макова бросил на монаха-законника быстрый взгляд. Тот кивнул.

Кумбийский патриарх принял из рук священника мешки, сорвал печати и вынул из каждого по плоскому кружку размером с монету - один белый, другой, соответственно, черный.

- При помощи этого мы будем голосовать, - объявил он, поднимая над головой руку с зажатыми между пальцев марками. - Традиционно черная марка означает - "нет", а белая - "да". Раздайте марки патриархам, - приказал Макова паре молодых служек. - Каждый член Курии должен получить одну белую и одну черную, - он прокашлялся. - Да придаст вам Всевышний мудрости, братья мои! Голосуйте так, как повелит вам ваша совесть, - краска постепенно возвращалась на побледневшее лицо Маковы.

- Наверное, он прикидывает в уме, кто как проголосует, - предположил Келтэн. - У него пятьдесят девять, а у нас - по его мнению - должно быть лишь сорок семь. Но он ничего не знает о тех патриархах, которых мы спрятали в комнате здесь неподалеку. Воображаю, каким это будет для него сюрпризом, хотя перевес все равно остается на его стороне.

- Ты забыл о тех, кто еще не определил до конца своих склонностей, Келтэн, - напомнил ему Бевьер.

- Так они наверняка воздержатся. Они все еще надеются сорвать где-нибудь куш, и вряд ли сейчас решат, к какой стороне примкнуть.

- В этом голосовании, по закону, нельзя воздерживаться.

- И откуда ты знаешь так много о церковных законах, Бевьер?

- Я же говорил уже, что изучал военную историю.

- А причем тут история-то, тем более военная?

- Во время земохского вторжения церковь признала ситуацию угрожающей гибелью церкви и веры. Я читал об этом.

- А-а-а... понятно.

Пока служки раздавали марки, Долмант поднялся со скамьи и отправился к дверям. Он что-то кратко сказал архипрелатским стражникам, стоящим у входа снаружи, и возвратился на место. К моменту, когда служки добрались уже до четвертого яруса патриарших скамей, в зале появились пятеро прятавшихся до этого времени патриархов и, нервно озираясь, прошли к местам членов Курии.

- Как все это понимать, братья мои? - с вытаращенными глазами выдохнул Макова.

- Патриарх Кумбийский, кажется, действительно не в себе, - повторил свою недавнюю фразу Ортзел. Ему, видимо, доставляло удовольствие повторять это Макове. - Братья мои, - обратился он к вошедшим, - в настоящее время мы собрались голосовать...

- Это входит в мои обязанности, объяснить все нашим братьям! запротестовал Макова.

- Ты ошибаешься, Макова, - резко возразил Ортзел. - Я поставил вопрос на куриальное голосование, значит я должен объяснить его содержание, - он быстро изложил суть дела, всячески подчеркивая важность ситуации, чего, конечно, никогда не сделал бы Макова.

Макова, казалось, все же сумел справиться с собой, и снова взял себя в руки.

- Похоже он опять принялся за подсчеты, - прошептал Келтэн. - У него по-прежнему больше голосов. Все теперь будет зависеть от того, что скажут нейтральные.