Она его любила. И сколько острой боли принесла с собой победа сознания над чувством!
Ее поражала эрудиция Лебедева. Потом уважение сменилось тревогой. Клара уже все понимала, сквозь шелуху слов добравшись до сути: до пессимистических, реакционных рассуждений, в которых причудливо смешивались слабо прикрытые контрреволюционные теории и сентиментально-идеалистическое воспевание «свободной, ни от кого не зависящей личности».
«Он исключенный троцкист, вот кто он!» — крикнула она по неожиданной догадке. «Ну и что же? — холодно спросил Левицкий. — Он разоружился. Он честно работает. Чего ты от него хочешь? Чтобы он не работал, не жил, не думал?!» — «Я хочу знать, что думает твоя партийная организация о вашей дружбе!» — «А какое ей дело до моей дружбы? Я от этого работаю не хуже».
На другой день Клара пошла в Контрольную комиссию.
«Я знала этого человека как честного коммуниста, спасите его, пока не поздно». Так она тогда сказала.
Левицкий лежал на диване и читал. Увидев его, Клара вдруг испугалась. «Что я наделала?!»
Тогда она выпалила единым духом:
— Я была сегодня в Контрольной комиссии, я просила их заинтересоваться оригинальным умом Лебедева и твоей дружбой с ним и его друзьями…
— Ты… шутишь или ты сумасшедшая?
— Я говорю правду.
— Ну что же, Клара. Таков веселый финал любви. Теперь кончай — уходи. Не марай свое ортодоксальное имя близостью со мной.
Она еще пыталась объяснить:
— Я пошла, чтобы спасти тебя как коммуниста, пока не поздно… Я не сумела удержать тебя сама. Партия это сделает.
— Партия! Партия! Какой-нибудь середнячок со стажем послушал тебя и ахнул: раз уж любящая жена прибежала с доносом, значит, дело дрянь! И — раз! К ногтю! Зато Каплан отгородилась, Каплан — как стеклышко!
Он перевел дыхание и сказал почти шепотом:
— Уходи отсюда — ну! Поскорее, чтобы я тебя не видел, святоша с партбилетом, узколобая сектантка!
Потом была больница. Убитая любовь мстила ей, разрушая самую основу ее жизни — сердце. Потом она с радостью законтрактовалась на Дальний Восток. Хотелось начать все с начала в этом краю, где все ново, все рождается.
Уже на вокзале она узнала: Левицкий арестован. Значит, она не ошиблась? Она уничтожила то, что ложно, ради того, что истинно и прекрасно.
А до крайности радостная работа продолжала кипеть, и уже первый корабль был готов съехать в водную стихию. И вдруг — пожар!