Сапфировый альбатрос

И тут к ним в дом явился ободранный и обросший изобретатель: его волшебный глаз наконец-то видит сквозь землю! Давайте пробовать. Я покажу, где раненое место, а вы раскопайте и проверим. Но бывший друг за это время сделался самым большим начальником землекопов. Он подумал: если этот псих и правда умеет находить разрывы без траншей, так на что тогда я буду нужен со своими землекопами? И он всем объявил, что волшебный глаз его бывшего друга ничего под землей не видит, а он просто противопоставляет себя коллективу.

Изобретатель начал везде ходить и жаловаться: вы, говорит, душите новаторство и поступаете не по-партийному. Но он был ободранный, заросший и похожий на сумасшедшего, а его бывший друг был всеми уважаемый, и с ним лучше было не ссориться. Изобретатель постепенно до того всем надоел, что его посадили в тюрьму за подрывание авторитета передовой техники.

Он бы там так и просидел до самой своей смерти, но тут к их царю приехал погостить соседний царь. Они пировали в роскошном зале, и соседний царь удивлялся, до чего тут во дворце ужасно светло! У нас, говорит, приходится зажигать керосиновые лампы и свечки. Они ужасно коптят, воняют, и денег страшно много на них уходит. А здешний царь только посмеивается: видишь, как, мол, мне повезло с этой подземной энергосистемой!

И тут бац! — погасли все фонарики и огоньки. Где-то кроты перегрызли нужный корень. Придворные забегали со свечками, а гость начал хихикать: дескать, и вам свечки понадобились! Тут царь-хозяин ужасно разозлился. Вызвал главного копальщика: немедленно найти разрыв, или мой меч — твоя голова с плеч. Вся копательная армия забегала: роют-роют, а открыть не откроют. А царь тем временем шлет к главному генералу гонца: если через полчаса не исправите, отрубаю голову без разговоров. Тут уж тот с перепугу вспомнил своего бывшего друга-изобретателя: вдруг этот сумасшедший и правда что-то сделает?

А тот со своим волшебным глазом только перемигнулся и за каких-то пять минут нашел перегрызенное место.

Тут же всё разрыли, перебинтовали, и свет во дворце загорелся как ни в чем не бывало. Только главный генерал из-за своей подлости сначала поседел, а потом тут же облысел.

А когда царь узнал, что этот лысый жулик в свое время еще и посадил своего спасителя в тюрьму, он сказал изобретателю: отдаю его тебе в твое полное распоряжение, и можешь делать с ним что захочешь.

Но изобретатель был добрый и только забрал у него жену.

А тот подлец еще и сказал ему вдогонку: забирай, не жалко, раз она от меня отвернулась в трудную минуту. И отправился, наверно, в бригадиры землекопов. Все-таки его лопато-кайловый опыт еще мог пригодиться.

А изобретатель с женой, наоборот, стали жить-поживать и добра наживать своим волшебным глазом.

* * *

У меня и на отца приоткрылся своего рода волшебный глаз: у них ведь на заводе тоже были какие-то трансформаторы-изоляторы.

— Папа, — почти благоговейно спросил я его, — ты у себя на заводе чего-нибудь изобретаешь?

— Я план выполняю, — как всегда раздраженно, ответил отец.

Он всегда старался обратить меня от небес к земле, изображая ее царством уныния и скуки.

А у Алтайского клубились сплошные героические будни. Про его следующую книгу, попавшую мне в руки, так с самого начала и писалось, что это роман о комсомольцах наших дней, о молодых инженерах и рабочих. Жизнь-де влечет их в неизведанные дали и пути-дороги, сталкивает с непредвиденными трудностями, ставит перед ними неожиданные задачи, которые надо решать самостоятельно и честно. У главных героев только-только начинает налаживаться семейная жизнь, выпало невиданное счастье — дали комнату, молодой муж трудится над усовершенствованием нового станка, и вдруг на́ тебе: по комсомольской путевке его направляют на укрепление сельского хозяйства, там-де не хватает итээров. Неужели же он должен бросить родной завод, любимые чертежи, родимый город?.. Перед героями романа возникает очень много непростых вопросов. И писатель старается проследить, как, какими путями они придут к пониманию своего места в жизни. Они встречаются с трудностями, порой совершают ошибки, но понемногу исправляют их и вырабатывают правильное отношение к товарищам, к труду, к общественному долгу.

За эти недели я настолько вырос духовно и уверовал в Алтайского, что даже сквозь эту тягомотину прозрел некий высший смысл. Тем более что герои проявляли явные признаки жизни: новобрачная по утрам бегала переодеваться за шкаф, молодые ссорились, чего купить — стол или простыни. Или, может быть, миску.

Прямо как мои отец с матерью. Правда, отцу всегда и все старое годилось, а герою Алтайского стол был нужен, чтобы чертить какие-то фиговины для резцов. В резцах Алтайский знал толк, он и первые свои рассказы напечатал в журнале «Резец» в тридцать седьмом году.