Сапфировый альбатрос

Но все ж таки и в безотрадном сумраке Красный Звонарь нащупывал кой-какие удовольствия.

Сейчас я грубо овладел женой.
Я брал ее с закрытыми глазами,
И не она лежала предо мной,
Изломанная жадными руками.
Лежала Ты… там, в комнате твоей,
В постели, смятой длительной борьбою,
Шепча: «Не надо… Не хочу… Не смей!»
И — пуще зажигая кровь собою.
Сломив сопротивленье тонких рук,
Я взял — Тебя… Ты чувствовала это?..
Я взял — Тебя… и ядом сладких мук,
Усталостью — полна душа поэта.

А потом вдруг из Браунинга № 215 475 потекли простые мелкобуржуазные жалобы:

«Сказать надо много, но трудно говорить, не видя, не получая весточки, сходя с ума от тоски по Тебе и от своего невыносимого горя. И сказать надо совсем, совсем не то, о чем говоришь в стихах: главное не голод тела, а душевные крестные муки. Я выбит из колеи, я потерял почву под ногами, не только работать не могу, но и жить и дышать нечем. И, несомненно, увидевшись с Тобой, получил бы хоть какую-нибудь опору.

Вокруг пир жизни, торжество победителей ее, а я за бортом, до сих пор чудом каким-то держался на поверхности, но вот начинают свинцом наливаться ноги, свинцовой становится голова — тянет на дно.

Я погиб. Окончательно погиб. Я понимаю новое, я стою за новое, ибо оно лучше, а м. б., и спасительнее стари, но меня тянет к распятым братьям, к умученному родному классу. Это ужасная драма. Мы, либеральная интеллигенция, злорадно рукоплескали звукам топоров, уничтожавших гаевские вишневые сады, а вот теперь и наши вишневые сады осуждены на вырубку. Теперь, когда рубят мой сад, топор, вонзающийся в Дерево, вонзается и в меня.

Ужас. Тихий ужас. Что теперь моя работа в газетах, как не проституция ради заработка.

У меня нет уверенности в своей правоте — и вот это-то наиболее тяжело и мрачно.

Октябрьская революция идет по старому пути. По обанкротившемуся пути. По пути преобладания цивилизации над культурой. Тракторы, м. б., грядковая культура хлеборобства и пр. — все это даст сытость и благоденствие, но вместе с тем убьет нашу национальную, славянскую, душу и превратит Россию во второй Китай».

Вот этого-то самого им и не хватало, всем этим бывшим интеллигентам — уверенности в своей правоте. Этим-то и были сильны дерзкие властелины — своей стальной уверенностью и гранитной правотой. Передовыми машинами. Научной организацией труда.