Sapiens. Краткая история человечества

Довольно часто проблемы логистики и транспорта практически не давали государству возможности активно вмешиваться в дела отдаленных общин, и большинство правителей предпочитало передавать на места даже основные царские привилегии – собирать налоги и вершить расправу. Например, Османская империя допускала кровную месть, лишь бы не содержать многочисленную полицию. По тогдашним правилам, если бы мой кузен кого-то убил, брат убитого имел святое право прикончить меня. Ни султан в Стамбуле, ни паша нашей провинции не стал бы вмешиваться, разве что насилие уж очень бы разгулялось.

В китайской империи Минь (1368–1644) местные общины пользовались значительной налоговой автономией. Обычно заранее устанавливалась сумма, которую предстояло уплатить провинции, а затем эта сумма распределялась по общинам. С одной деревни 100 серебряных слитков, с другой – 200. Империя не следила за каждым подданным и знать не хотела, сколько кто зарабатывает, – она предоставляла деревне самой распределять налоговое бремя. В одних деревнях богатые семьи полностью брали уплату на себя, в другой, напротив, выжимали из бедняков последнее, в третьей решали распределить налог поровну, независимо от доходов. Для империи такая система была очень удобной: ей не приходилось содержать тысячи налоговых инспекторов и сборщиков податей, которые следили бы за доходами и расходами каждой семьи – эта обязанность перекладывалась на деревенских старост. Те знали, у кого сколько есть, и обычно им удавалось собрать налоги, не привлекая армию.

Многие царства и империи на самом деле представляли собой всего лишь разросшуюся мафиозную структуру. Король был этаким доном над всеми донами, он собирал деньги за «крышу» и следил, чтобы другие гангстерские синдикаты и местная шпана не обижали состоящих под его покровительством. Больше он ничего не гарантировал.

Жизнь в столь тесно сплоченном коллективе отнюдь не была идеальной. Семьи и общины угнетали своих членов так же, как угнетают человека современные государства и рынки, их внутренний уклад пронизывало напряжение и насилие, но выбора-то у людей не было. Если бы женщина даже в 1750 году лишилась поддержки семьи и общины, ей бы оставалось только умереть. У нее не было ни работы, ни образования, ни надежды на помощь в пору бедности или болезни. Ей бы никто не одолжил денег, не вступился, попади она в беду. Полиции в ту пору не существовало, как и социальных работников и всеобщего образования. Чтобы выжить, ей пришлось бы срочно искать себе другую семью или общину. Бежавшие из дома или оставшиеся сиротами подростки обычно устраивались слугами в чужой дом. На худой конец, парня ждала армия, а девушку – бордель.

* * *

За последние два столетия все радикально изменилось. Промышленная революция облекла рынок неведомыми прежде полномочиями, предоставила государству новые средства коммуникации и транспорта, а также целую армию чиновников, учителей, полицейских и социальных работников. Когда рынок и государство начали опробовать свои новые возможности, они столкнулись с препятствием в виде традиционной семьи и общины, которые не очень-то обрадовались стороннему вмешательству. Государственные законы и интересы рынка с трудом проникали в повседневную жизнь сплоченной деревни или прочной семьи. Родители и старейшины не желали, чтобы молодежь училась в школе, служила в армии, пополняла ряды городского, оторванного от корней пролетариата.

Чтобы устранить это препятствие, государству и рынку требовалось ослабить традиционные узы семьи и общины. Государство направляло в общины полицейских, прекращало вендетты и заменяло их приговорами суда. Рынки тоже высылали своих коммивояжеров, которые разрушали вековые местные традиции, предлагая взамен переменчивую моду. Но этого было мало. Чтобы сломить власть семьи и общины, требовалась помощь пятой колонны.

И тогда государство и рынок сделали людям предложение, перед которым невозможно устоять. «Будьте собой, самостоятельными личностями, – призывали они. – Женитесь на ком хотите, не спрашивая разрешения родителей. Занимайтесь тем делом, которое вам нравится, и пусть себе брюзжат сельские старцы. Живите где хотите, даже если оттуда вы не попадаете на еженедельный семейный обед. Вы больше не зависите от семьи и общины. Мы, государство и рынок, сами позаботимся о вас. Обеспечим едой и крышей над головой, образованием, лечением, работой и пособием по безработице. Мы будем платить пенсии и страховки, мы защитим вас».