Сапоги — лицо офицера

Батарея развернулась безукоризненно. Полковник, майор и командиры батарей стояли в стороне, возле машин взвода управления, наблюдали. Даже издали было видно, как доволен Алексеев — потирал руки, суетился больше обычного.

Быстро расчистили снег вокруг минометов, сделали брустверы. В сторону наблюдательного пункта удалялись фигурки связистов — тянули телефонную связь.

Исакович с офицерами уехали на наблюдательный пункт.

Коровин с Курко, окруженные солдатами, с проклятиями пытались отвинтить с мины предохранительный колпачок. Казаков беспокойно топтался возле телефона.

— Что вы там мудохаетесь! — кричал он.

— Да пошел ты… — нервничал Коровин, красный от напряжения, на коленях стоя в снегу.

Колпачок не откручивался.

Из подъехавшей машины выпрыгнул Кушник, смущенно улыбаясь и делая руками успокоительные знаки.

— Вот, Оверьянов прислал… Не волнуйтесь, я мешать не буду, твою мать со смыком, посижу в сторонке…

Чего волноваться, понятно, Оверьянов отправил тебя с НП, чтоб глаза не мозолил. Боится, оскандалишься со стрельбой перед Исаковичем, вот и разыграл беспокойство, поезжай, мол, посмотри, как бы молодые лейтенанты там не наделали чего…

Курко радостно заорал и поднял над головой отвинченный колпачок.

— Не могли раньше сказать, кретины! — орал он, — Колпачок с правой резьбой, а мы думали, что он, как у людей, с левой!

И почти сразу же закричал телефонист.

«Прицел…! Ориентир…! Заряд третий! Первый миномет, одна мина! Огонь!»

Казаков поспешно схватил шнур.

— Первый выстрел я сделаю! Разрешите, ребята!

Мина мягко скользнула в ствол. Наводчик последний раз посмотрел в прицел.

— Рты откройте! Огонь!

Корректировал стрельбу Алексеев и, судя по быстроте команд, стрелял удачно. Когда же телефонист передал: «Батарея, шесть мин, беглый огонь!», поняли, капитан накрыл цель. Шесть минут, молодец! Телефонист крикнул:

— Капитан благодарит батарею!

Солдаты обрадованно запрыгали. Лейтенанты заулыбались.

Потом стрелял Оверьянов, хорошо стрелял, ничего удивительного, стрелять он умеет. Синюк израсходовал много выстрелов, но все же, видно, выкрутился. «Батарея, отбой!» — передал по телефону майор…

Не выходя из машины, полковник Исакович подозвал лейтенантов.

— Поздравляю вас с первой боевой стрельбой! Справились хорошо! Завтра продолжим! — Полковник посмотрел на Казакова. — Я снимаю взыскание, лейтенант!

В столовой Оверьянова позвали к телефону. Возвратился он быстрым шагом.

— Тревога всем батареям! — озабоченно сказал майор. — Быстро, выезжаем через полчаса! Китайцы начали военные действия на Уссури! Ничего пока не известно… В полку боевая готовность номер один. Командир приказал немедленно возвращаться…

Тревожное время

Вторую неделю офицеры жили в казармах. Спали в каптерках, на впритык поставленных солдатских кроватях. В столовой повара накрывали роскошные, по армейским понятиям, столы. Полные миски мяса, селедка с луком, на больших противнях жарили картошку, правда, мерзлую, даже винегрет приготовили. Кисель был сладчайший. Вот ведь, могут же кормить нормально, когда не воруют…

Решительно отодвинув от себя кисель, капитан Синюк поучал:

— Кто хочет остаться мужчиной, поменьше хлебайте эту мерзость! В него медик бром добавляет, чтоб у солдат не слишком шишки дышали! Кто не верит, может попробовать…

Лейтенанты недоверчиво смотрели, не разыгрывает ли Синюк, отодвигали стаканы, капитан Бабошин хохотал, выпивая их порции, мне это не грозит, я уже свое отгулял…

Тревога первых дней прошла.

Занятия продолжались, только проверяющих стало больше, начальники маялись от безделья.

Ходили в караулы, по вечерам Белоус устраивал бесконечные совещания, выступал всегда долго, ругал по очереди каждую роту, читал последние приказы.

Уже стало ясно, на этот раз пронесло, ничего страшного. Постреляли на Уссури, попало нам маленько, но и китайцам, говорят, задницу намылили, утихомирились…

По вечерам в каптерку заходил, добродушно улыбаясь, Оверьянов, садился на койку, просил чаю.

— О-ох-хо! — начинал он очередное повествование. — Сейчас еще ничего, а что творилось в Амурской области три года назад, и вспомнить страшно! Дисциплины никакой! Приказы не выполнялись, распустились солдаты вконец! А в караулах? Спали все поголовно…

Майор упирался руками в колени и с задумчивой грустью качал головой, что, мол, только было…