Сапоги — лицо офицера

Прибытие начальства могло означать только одно — давно ожидаемые зимние маневры начнутся в ближайшие часы. Ни цель, ни место учений не были известны, подозревали, что полку предстоит из ряда вон выходящая проверка, необычная и ответственная.

И не ошиблись.

В 7.00 дежурный по полку старший лейтенант Вольнов принял по телефону сигнал «Облако».

Повинуясь этому условному приказу, слегка волнуясь, он открыл секретный сейф и разорвал залепленный печатями пакет.

Через шесть часов полк в полном составе должен занять оборону в заранее отведенном районе на китайской границе, гласил приказ.

Вольнов включил рубильник сирены…

Терехову звонить не пришлось, он и полковник Зинин приехали загодя, посмотреть на действия подчиненных.

Для непосвященного действия эти были ошеломляюще быстрыми и четкими. Вот это организация, вот это военная выучка, вот она, знаменитая, воспетая в песнях и телепередачах боеспособность недремлющей, несгибаемой, гордящейся славой отцов армии, подумал бы сторонний наблюдатель.

Распахнулись ворота автопарка, «Уралы» покатили мимо штаба за офицерами, во всех казармах разом вспыхнул свет, тепло одетые бойцы выбегали с оружием и в касках, строились, ожидая приказа. Во всех штабных кабинетах одновременно зазвучали командирские голоса и зазвонили телефоны, писаря кинулись сжигать ненужные полковые бумаги, комендантский взвод спешно упаковывал полковое знамя в присутствии неизвестно как очутившегося в штабе майора Курицына и непонятно как так быстро прибежавшего начальника караула.

Непосвященный бы восторженно потер руки.

Полковник Зинин ограничился иронической улыбкой и сказал Терехову:

— Я вижу, советские вооруженные силы всегда на боевом посту! Но посмотрим, когда выйдет из парка последняя машина!

Командир полка озабоченно кивнул и быстро прошел в кабинет…

Со вчерашнего дня полк гадал, в котором же часу будет объявлена тревога.

Пессимисты были уверены — в шесть утра, оптимисты надеялись, что успеют позавтракать и раньше десяти сирены ждать не стоит.

Солдаты все же были разбужены в шесть, успели одеться и разобрать оружие, «Уралы» вообще всю ночь не глушили моторы, офицеры штаба ночевали в своих кабинетах.

Приятно было сознавать свою прозорливость, но всех волновало одно — машины, когда удастся завести машины и эти проклятые танки…

Человеческие крики звучали надоедливо и ненужно в плотной морозной утренней темноте. В другое время их можно было назвать оглушительными, но сейчас они не воспринимались слухом, люди ожидали других, раскатистых, грохочущих, воющих звуков моторов и, не слыша, огорчались, нервничали, смотрели на часы, с руганью демонстрировали силу пятидесятиградусного мороза — плевали, и плевки замерзали на лету.

Автопарк горел.

Костры из досок и тряпья, щедро поливаемые бензином, пылали коптящим пламенем, громадные, коварные языки его лизали кузова и скаты автомашин. Ненужное пламя сбивали рукавицами и шапками, забрасывали снегом, направляли огонь на двигатели, коробки передач, картеры, оси.

Посреди пламени, окутанные паром и дымом, непрерывно льющие в радиатор горячую воду, шоферы поразительно напоминали нанайских шаманов, накликающих напасти на соперничающее стойбище.

Машины молчали…

Экипажу, который первым заведет танк, был обещан десятидневный отпуск, царская награда, и танкисты не жалели ни себя, ни танки. Везде, куда можно было добраться, были засунуты горящие тряпки, труднодоступные места обогревали самодельными факелами — вымоченным в солярке тряпьем на куске толстой проволоки.

Капитан Раймер лежал на животе и орудовал паяльной лампой в моторе танкового тягача. Танковый тягач, обычный танк без башни, устаревший, но вполне работоспособный, был главной надеждой капитана. Взятые на прицеп танки заведутся и с холодными моторами, а если и не заведутся, главное, вытащить их за ворота, покинувший парк танк считался ушедшим на задание.

Пробуй еще, орал Раймер водителю, пробуй, пробуй, еще разок, давай еще, ну-ка, сейчас попробуй!

Мотор зататакал, запыхтел, рыкнул, громадное облако выхлопа заволокло машину, тягач завелся.

Радостный вопль танкистов переполошил часовых даже на самых отдаленных постах.

Клубы густейшего морозного тумана жались к земле, расползались, не редея. Со стороны не было видно ни громадных костров, ни колючки, ни машин, ни света прожекторов на столбах, вообще казалось, что день еще не наступил, белосерая завеса покрывала автопарк.

Долина гейзеров и извержение вулкана…

Из туманного мрака доносился рев, сначала разрозненный, глухой, становящийся монотонно-мощным, с фанфарными всплесками. Все чаще и чаще выезжали машины, с зажженными огнями и фарами, непрерывно сигналя, с бегущим перед каждой человеком, указывающим во тьме дорогу, набирая скорость, стряхивали клочья и полосы тумана, катили, в белых клубах выхлопных газов.

Танки слепо выползали за своими командирами, пятившимися перед люком водителя, вытягивались в колонну вдоль изгороди.

Капитан Кушник принял большой риск, колоссальный скандал мог бы обрушиться на его голову.