Сарабанда сломленной души

Она много раз проходила через подобное состояние Рена и точно знала, что сейчас тому требовалось.

Они вошли в маленький холл, где располагались всего пара деревянных стульев, тахта в углу слева от лифта и небольшой столик на изогнутых ножках. На взгляд Киры, довольно безвкусная обстановка, но не ей судить о местных декорах. Справа от входа была стойка регистрации, именно к ней и подошли они с Реном. Мужчина быстро перекинулся с администратором – седеющим мужчиной лет сорока, с пухлыми щеками и усиками а-ля Пуаро – и им так же оперативно выдали ключ. Ну надо же, какие здесь интересные порядки, отметила про себя Власова, даже документы не спрашивают. Хотите номерок? Пожалуйста – вот вам ключик от дверцы за нарисованным очагом… что-то ее понесло в неизведанную страну Толстого. Неужели она сходит с ума?

Замотав головой, Кира постаралась сфокусироваться на том, что происходит в данный момент. А сейчас они почти бегом поднимались по ступенькам, видимо, на самый последний этаж – третий. Рен по-прежнему крепко держал Киру за руку, не выпуская ни на минуту, словно боясь, что та уйдет или исчезнет. Трудно прочесть мысли француза, особенно когда тот в подобном состоянии.

Поднявшись на нужный этаж, они направились в самый дальний конец коридора. Создавалось впечатление, что это игра в прятки, вот только вопрос – кто и от кого прятался в данной ситуации?

Ренард около двадцати секунд не мог вставить ключ в прорезь под ручкой. Пальцы дрожали от нетерпения, из-за этого сосредоточиться он никак не мог, постоянно матерясь на французском и английском, чем вызывал печальную улыбку на губах своей спутницы. Наконец, справившись с вредной дверью, которая ну никак не хотела открываться, Бошан быстро распахнул ее, вталкивая в помещение Киру.

Темно, пахнет сыростью и чем-то еще – возможно, плесенью. Воздух спертый и влажный, тяжело дышать, но это не особо волнует француза, который в ту же минуту практически швыряет Киру об стенку, и та больно ударяется головой. Но Рен не замечает этого, полностью сосредоточенный лишь на одной цели – раздеть и трахнуть.

Руки действовали быстро и со знанием дела: сначала куртка, затем блузка и брюки, после чего он так же резко спустил свои штаны.

Нетерпеливо шарит по груди, спускаясь ниже, с силой, до боли сжимает ягодицы, оставляя синяки. Зарывшись носом в светлые волосы, вдыхает их аромат, что-то бормочет – слов Кира разобрать не может, в голове сейчас крутятся разные мысли: от срочного бегства до полного подчинения ситуации. Но перед глазами уже все поплыло от нахлынувших эмоций, а все тело свело судорогой, когда прохладная ладонь Рена скользнула под резинку трусиков и стащила их вниз. К черту все мысли!

– Хочешь меня? – шепчет на ухо.

– Да… – выдыхает Кира, и голос кажется каким-то чужим, далеким, словно не ее – слишком низкий, слишком хриплый, дрожащий.

– Хочешь? – не унимается француз. Ему нравилось слышать ответ. Снова и снова, пока вопрос не сведет с ума.

– Да. Чёрт! Хочу! – злится Кира. Она слишком возбуждена, чтобы думать, что отвечать ему.

Засмеявшись, Рен впился губами в ее шею, целуя жестко, оставляя засосы и следы от укусов. Он всегда так делал – по-хозяйски, словно господин, ставящий метки на своей рабыне. В голове промелькнуло, что вновь придется заматываться шарфом по самые уши, но тут же ушло на второй план. Все-таки этот француз умел подвести ее к точке, когда уже становилось наплевать – где, что и как. В сознании вспыхивали лишь прохладные прикосновения да резко контрастирующие с ними горячие губы, блуждающие сначала по шее, потом переместившиеся на плечи и грудь.

Долго это никогда не длилось – «прелюдии не для слабаков», как обычно говорил Рен в таких ситуациях. Проводит еще несколько раз языком по шее, словно последняя часть из заготовленного акта, потом резко тянет на себя, и они падают на пол, укрытый каким-то ковром. Мелкие жесткие ворсинки противно впиваются в кожу на спине, в ягодицы, но удобства сейчас волнуют Рена меньше всего.

– У тебя же нет… – начала было Кира, но ее рот тут же заткнула сильная рука.

Ренард чуть замедленно провел ладонью по ее губам, приоткрывая, запуская в рот, заставляя облизывать пальцы. Затем быстро опустил руку вниз.

Кира с силой прикусывает нижнюю губу, когда Рен резко входит в нее. Слишком быстро, слишком больно, ослепительно больно. Ничего, кроме жгучего желания закричать, но она стискивает зубы, закрывает глаза и просто позволяет ему делать это.

Раз за разом, толчок за толчком. Быстрые и жесткие движения, которые всякий раз отдавались острой болью, застревавшей в горле беззвучным криком. Сегодня это было особенно невыносимо – ощущать, как он двигается внутри, чувствовать его горячее дыхание на своей щеке и слушать громкие, протяжные стоны, словно крики загнанного зверя.

Расслабиться не получается, перед глазами все плывет от невыносимой, разрывающей внутренности боли.