В качестве благодарности за подаренные иллюзии Андрея угостили чаем и бутербродами, сводили в туалет и дали покурить перед сном, который у чекистов был глубоким и крепким. Андрей же выспался в камере, поэтому задремал только к рассвету, но тут же проснулся, почувствовав по каким-то неясным признакам — шуму в коридоре, запаху, надрывной брани, доносившейся из соседнего купе, — что с миром и временем, видимо, опять что-то случилось. Могло и показаться: руки его, увы, были все в тех же наручниках, и друзья-чекисты никуда не исчезли. Более того, они тоже что-то заподозрили, включили свет, встревоженно переглянулись, соскочили со своих полок. Неожиданно дверь их купе дернули, потом еще раз. Один из чекистов подошел, снял заглушку, чуть приоткрыл дверь.
— Не, ты смотри, Мишаня, — донеслось из коридора. — Они тут втроем занимают все купе, а мы с тобой…
Чекист рывком втащил его в купе, захлопнул дверь, приставил к голове ствол:
— Год?
— Шо? — не понял тот, сразу же протрезвев от страха.
— Какой сейчас год, я тебя спрашиваю?!
— Девяносто третий… Не вбывай менэ, хлопчик.
Ему надели наручники, привязав все к той же трубе, и приказали молчать.
— Твоя работа? — спросили у Андрея.
— Увы, нет, — честно ответил он.
— А к нам… ну, в общем, в прошлое ты на какой срок попал?
— Ровно четверо суток.
Эта информация вызвала лишь минутное замешательство, потом обе “холодные головы” уединились в другом углу купе и долго о чем-то шептались. Конечно, соблазн был велик. Андрей понимал, что после его рассказов и столь удачного стечения обстоятельств они не упустят свой шанс натурализоваться в столь желанном будущем. Пусть и временно, на четыре дня. Вот только бы глупостей сгоряча не натворили.
— Ребята, вы сами не справитесь, — предупредил он. — Вам проводник нужен.
— Это уж мы как-нибудь без тебя решим! — неожиданно грубо и зло ответил старший по званию.
Второй по его приказу обыскал полумертвого от страха детину, забрал документы, деньги, все ненужное бросив на пол. Тут же последовала команда на выход. В полутемном коридоре было полно людей, чемоданов, мешков. У окна целовалась взасос какая-то парочка. Сидя на полу, двое мужиков играли в карты.
— Освободить дорогу! — громко приказал один из чекистов, держа на весу пистолет. — Всем прижаться к стене, живо!..
Никто особенно и не возражал. Пассажиры спокойно повиновались и равнодушно смотрели, как тащат по коридору двух скованных наручниками людей. Детина пробовал позвать своего Мишаню, но тут же получил рукояткой по башке и заткнулся.
В тамбуре штабелями стояли ящики с фруктами. “Чистые руки” освободили проход, подтащили своих пленников к двери. Андрея охватила странная апатия. Он знал, он чувствовал, что это еще не конец, что жизнь не может оборваться так нелепо и глупо — под этот грохот, гарь и проносящуюся мимо темноту. Поэтому он молча смотрел, как хнычет и канючит его собрат по несчастью, как отдирают его побелевшие пальцы от поручней.
— Может, пристрелить их для надежности? — предложил младший по званию.
— Патронов жалко, — возразили ему. — Да и потом, при такой скорости они уже никому ничего не расскажут.
Последнее, что увидел Андрей, был офицерский ботинок, летящий ему в лицо… Потом была страшная боль, и ночь вокруг стала еще темнее.
Александра искала мужа по всем больницам и моргам. Потом подключила знакомых, друзей. Через неделю наняла частных сыщиков, но и это не дало никаких результатов. Она не могла уже больше смотреть на чужих покойников и просто парализованных, искалеченных, сошедших с ума. Казалось, все горе Москвы и соседних областей прошло перед ее глазами.
В милиции уже были готовы закрыть дело о розыске, как вдруг поступила информация о происшествии на дальнем перегоне. Оба пострадавших подходили по приметам. Сначала ей показали труп того самого хохла, что так неосторожно заглянул в чужое купе. Потом повезли в больницу, где с перебитым позвоночником и открытой травмой головы лежал Андрей. Она узнала его сразу, хотя лицо было обезображено и сильно обросло бородой. Говорить он уже мог, но сознание его было спутано, речь бессвязна.
Что с ним произошло, она так никогда и не узнала. Никто не смог ей объяснить, почему на его запястьях синяки от наручников, с кем и куда он ехал, и что за фотографии нашли у него в кармане. Эти странные снимки она будет рассматривать еще несколько лет. На них ее муж был снят на теплоходе с какой-то молоденькой, довольно симпатичной девушкой. Одна из фотографий была групповой. Среди полусотни людей в первом ряду стоял человек с гитарой, очень похожий на Владимира Высоцкого. “Это монтаж”, — уверяли друзья, когда она делилась с ними своим недоумением. “А остальные?” — спрашивала она, но внятного ответа не получила. Америка, конечно же, сорвалась. Через полгода Александра, правда, отправила туда сына, но это уже было связано не с эмиграцией, а с учебой.