Саракш: Кольцо ненависти

— А что он может сделать? — старик вскинул голову. — Околоточный тоже человек, и он тоже хочет жить, и хочет жить не хуже других. Говорят, он в доле с бандитами — не знаю, может быть. Он тоже собирает деньги с жильцов окрестных домов, а если кто ему не платит, тем по ночам какие-то хулиганы бьют стекла и лампочки в подъездах.

Рада молчала, и Максим тоже молчал. Что он мог сказать? Повторять затертые слова о непростых временах? Так дядюшка наверняка этих слов уже наслушался, их повторяют по всем каналам телерадиовещания. И Мак сказал первое, что пришло ему в голову:

— А как поживает ваш давний научный оппонент, профессор Шапшу?

— Никак не поживает, — очень спокойно ответил Каан, — он умер. Его убили — ко мне приезжала его свояченица, звала на похороны. Я не поехал — далеко, транспорт работает плохо, у меня больные ноги и страшно вечером возвращаться домой по темным улицам, — он помолчал. — Профессора Шапшу убили у него дома — кто-то распустил слух, что у него есть коллекция золотых украшений, собранная в древних курганах. К нему пришли и разбили ему голову молотком, а у него не было никого золота, мы с ним изучали древних зверей, а эти звери не носили золотых зубных коронок. Его убили, и я даже не смог перед ним извиниться за все несправедливые слова, сказанные мною в его адрес…

Максим смотрел на бедного старика, но боковым зрением видел побелевшее лицо Рады и ужас в ее глазах. Эх вы, звери-люди, люди-звери… Он вернулся к столу, сел, слегка сжал ладонь Рады, успокаивая ее, и сказал, внимательно глядя на старого ученого:

— Послушайте, дядюшка Каан, скажите честно, почему вы не хотите ехать к нам?

— Честно? А разве сейчас принято говорить честно? Все врут на каждом шагу, потому что все торгуют, а не обманешь — не продашь. По радио говорили, что Неизвестные Отцы подло обманывали народ целых двадцать лет, но я за все те годы не видел столько лжи, как сейчас. Честно ему скажи…

Он решительно наполнил рюмку, выпил, подцепил вилкой маленький кусочек рыбы и прожевал — торопливо, словно боясь, что его у него отберут.

— Месяц назад была организована инвестиционная компания «Золотая шахта». Нам говорили — честно, очень честно! — что мы получим сто процентов прибыли, если вложим наши деньги в эту компанию. И действительно, первые вкладчики удвоили свои капиталы, и тогда люди понесли в «Золотую шахту» все свои сбережения. А три дня назад этот мыльный пузырь лопнул: двери управления компании закрыты, никого нет, и только ветер гоняет по мостовой никчемные бумажки с печатями и очень красивыми рисунками. Мадам Го рыдала — она продала все, что у нее было, и еще залезла в долги, надеясь вырваться из нищеты и спокойно прожить свои последние годы. И что ей теперь прикажете делать?

Тяжелое наследие башен, подумал Максим. Они привыкли верить слову печатному и слову сказанному, особенно с высокой трибуны или по радио, они не сомневались и потому даже не задавались вопросом, откуда может взяться такая прибыль — из вакуума?

— А внучка мадам Го? Хорошая, красивая, славная девушка, бедняга Гай так на нее смотрел… Она участвовала в конкурсе красоты «Звезда столицы», и чтобы попасть в число призерок и получить ангажемент в пандейский шоу-балет «Лесные красавицы», ей пришлось пройти через постели трех организаторов конкурса, — дядюшка Каан крякнул и посмотрел на Раду. — А кончилось тем, что вместо балета «Лесных красавиц» она оказалась в хонтийском публичном доме, ее туда продали. И никто — никто! — даже пальцем не шевельнул.

На впалых щеках дядюшки Каана проступили красные пятна. Он говорил, говорил, говорил — ему нужно было выплеснуть наболевшее, ему нужно было, чтобы его выслушали: кому еще он мог все это высказать?

— Все помешались на деньгах… — старик снова наполнил рюмку, но пить не стал. — Я не смотрю телевизор — телевидение стало куда страшнее, глупее и грязнее, чем было при Отцах. На любом канале голые женские тела, кровь и трупы и многосерийные комедии, где надо смеяться по сигналу, когда раздастся смех за кадром… А трансляция заседаний вашего Временного Совета — это уже не комедия, это прямая передача из зоопарка, из вольера с приматами.

Да, думал Мак, к дядюшке Каану явно вернулась способность критически оценивать все происходящее. Вот тебе и кабинетный ученый, анахорет не от мира сего. А ведь мне обо всем этом пришлось узнать — и о финансовых пирамидах, и о бандитах-рэкетирах, и о торговле женщинами, и о коррупции в органах власти, сверху донизу. Я читаю статистические сводки и отчеты, мне это по должности положено, но одно дело колонки цифр и сухие факты, за которыми не видно живых людей, и совсем другое дело, когда эти цифры и факты обретают плоть и кровь и оборачиваются людьми, которых ты знаешь, — такими, как Илли Тадер или та же мадам Го.