Трудно быть богом обитаемого острова

Владимир Контровский Трудно быть богом обитаемого острова

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЭХО ВЗРЫВА

— Какого дьявола, массаракш!

Рыжая борода Аллу Зефа полыхала тревожным аварийным сигналом. Продравшись сквозь живую заросль, он подошёл, нет, подбежал к машине, остановившейся у самых ворот Департамента. Видно было, что за полтора часа ожидания, прерванного к тому же внезапным лучевым ударом, у Зефа накопилось в адрес Мака большое количество слов, причём все они были очень далеки от образчиков изящной словесности, и словосочетание «какого дьявола» — это всего лишь лёгкий ветерок, предвестник большой бури.

Однако ожидаемый ураган не состоялся. Зеф увидел Странника, спокойно сидевшего за рулём рядом со спокойно сидевшим Маком, и замер на полушаге, поперхнувшись на полуслове. Пятерня Зефа дёрнулась было к автомату, висевшему у него на плече, но на полдороге изменила траекторию, нырнула в рыжие заросли на подбородке бывшего светила науки психиатрии, бывшего воспитуемого и бывшего штрафника-танкиста и закопошилась там, как будто силясь отыскать ответ на вопрос «И что бы всё это значило?».

— В машину, — процедил Странник, глядя на запертые ворота. Зеф, полуобернувшись к своим товарищам, ждавшим его у павильончика, сделал замысловатый жест рукой и молча открыл заднюю дверцу. Дверца испустила жалобный скрип. Странник нетерпеливо нажал на клаксон. Ворота распахнулись, медленно и даже как-то нехотя, словно пасть чудовища, крайне раздосадованного тем, что его потревожили.

Однако чудовище это отнюдь не спало и уже навострило уши, чутко прислушиваясь ко всему происходящему. В амбразурах каменной ограды Максим заметил воронёный блеск металла, а у ворот вместо легионера, час назад выпустившего с территории института Мака, якобы вывозившего рефрактометр, стоял какой-то молодой парень в цивильном платье. У него не было военной выправки и стати, но автомат он держал уверенно, и по его позе Мак понял, что стрелять этот паренёк умеет. У входа в главный корпус расположилась мощная пятнистая туша бронетранспортёра (и откуда он взялся, мельком подумал Максим, не видел я в гараже этого чуда истребительной техники), которую пришлось объезжать (орудийная башенка транспортёра при этом шевельнулась — правда, тут же успокоилась); в холле стоял крупнокалиберный пулемёт на треноге, и сновали вооружённые люди в гражданской одежде. А Странник-то ой как непрост, подумал Мак, когда они втроём вошли в холл, у него тут, оказывается, многое подготовлено, и много чего припасено.

— Так, — сказал Сикорски, не обращая внимания на деловитую и целеустремлённую суету. — Надо продержаться несколько часов, пока лучевое голодание не сделает девяносто девять процентов населения небоеспособным и малоподвижным. И не просто продержаться, но и кое-что сделать, пока нас не опередили… энергичные люди с несколько иными целями и задачами. Вы, Мак, быстренько введите господина профессора в курс дела, объясните ему, откуда выросли ноги, а то он у нас пока ещё ничего не понимает, и действуйте.

— А… А что мне надо делать? — спросил Максим, чувствуя себя мальком, в поисках приключений сбежавшим из интерната в мир взрослых людей и растерявшимся, когда эти приключения обступили его со всех сторон. — С чего начать?

— С самого начала, — пояснил Странник: сухо и без тени насмешки.

* * *

— Папа? Это Умник.

— Слушаю тебя. Говори, если тебе есть что сказать.

— Папа, это Странник.

— Что Странник?

— Это его рук дело. Он взорвал Центр! Есть у него один человек или, вернее, мутант, невосприимчивый ко всему спектру излучения. Странник рвётся в диктаторы, а мы все — мы ему не нужны.

— Все?

— Всё, — торопливо повторил господин государственный прокурор, уловив в голосе Папы еле заметную тень подозрительности (не подумай плохого, Папа, я ваш, я с вами, это всё Странник, упырь ушастый, а я с вами — весь, душой и телом).

— Откуда у тебя такие сведения?

— Я ведь Умник…

На том конце провода помолчали, и господин государственный прокурор, обливаясь холодным потом, все эти бесконечно длинные секунды ждал, что ответит Папа.

— Хорошо, — услышал он наконец. — Приезжай. Соберёмся, обсудим.

В наушнике раздались писклявые гудки отбоя.