Саранча

Четверо громил обогнули прилавок, один из них вытащил наружу упирающегося бармена и как следует врезал ему коленом по яйцам. Валерий осторожно откусил обильно политую кетчупом сосиску.

— Знаешь, Леша, — сказал Валерий, — это все-таки не сосиска. Это все-таки собачьи консервы.

Бармена повалили на пол, и тот начал отчаянно орать.

— А салат вполне съедобный, — отметил Муха.

Двое ребят сосредоточились на бармене, остальные, вьшув из-под курток прутки арматуры, лупили по выставленным на полках бутылкам. Бутылки разлетались с печальным звоном.

— Слышь, Валерка, — спросил Муха, — а может, все-таки пойдем к ребятам, девочек закажем?

— Девочки из здешнего эскорта ничем не отличаются от сосисок в здешнем кафе, — ответствовал Валерий, — и боюсь, из всех достижений цивилизации усвоили лишь СПИД.

Избиение младенцев заняло не больше пяти минут. За это время все столики в кафе, не считая того, за которым сидели Валерий с Мухой, были перевернуты, окна были разбиты, и Валерия начал продувать вечерний холодный ветер. Гнилозубый на прощание пнул обвисшего на стойке бармена, грозно сказал:

— Это вам за «Сирина», понял? — и направился к выходу.

— Эй, браток, — окликнул его Сазан. Тот остановился.

— А где мне Васю Бармалейчика найти, не подскажешь? Мне сказали — кафе «Сирин», я приехал, а там одна ментовка…

— А ты кто такой?

— Ты мне на вопрос не ответил, — не повышая голоса, сказал Нестеренко.

Гнилозубый заколебался.

— Езжай за нами.

***

Вася Бармалейчик оказался белобрысым сорокалетним мужиком с тяжелым подбородком и светлыми усиками под крупным, слегка набухшим от пьянки носом. Он долго вспоминал, глядя на Валерия, кто такой Зяма, а потом вспомнил и бурно обрадовался.

— Садись, Сазан!

Дело происходило в небольшой гостинице, первый этаж которой был отдан под шикарный по меркам мелкого городка ресторан с тонированными, от пола до потолка окнами, затянутыми бархатными шторами, и переливающейся огоньками эстрадой. Единственной нестандартной приметой зала был немолодой человек в пижаме цветочками. Человек был прикован за правую руку к батарее в углу и время от времени тихо поскуливал.

Стол, за которым сидел Бармалейчик, был уставлен наполовину опустевшими салатницами, меж которых виднелись свежие пятна вина и соуса. Вася щелчком подозвал хозяина заведения.

— С тебя поляна для гостя.

Взметнулась хрустящая скатерть, покрывая поле боя, расстроенные порядки блюд исчезли, и на их место явились новые стройные ряды боеприпасов.

— Что у тебя там случилось с «Сирином»? — полюбопытствовал Валерий.

— А, завелся тут один… Конопля… не, ну ты представляешь? У меня в январе день рождения. Я зову всех в кабак, приходит Конопля — дарит мне именную пушку. Хорошую пушку, «стар» полицейский… Не прошло и получаса, подъезжает ментовка и устраивает всеобщий шмон. Не, ну дела, а? Все чистые, Конопля чистый, а я со стволом и на стволе написано: «Василию Шмакову»!

— А может, он не при делах был, Конопля? — усомнился Валерий.

— Какое не при делах! Сам ментовке и стукнул, ну, не западло ли — братву ментам сдавать?

— И надолго тебя закрыли?

— Да закрыли-то ненадолго, всего три недели, а сколько мне это стоило? Вышел — смотрю, Конопля уже на заводе сидит, ногой к директору дверь открывает, председатель совета директоров меня завидел — трясется…

— Ты завод какой имеешь в виду? Фармацевтический?

— Ну да. «Биосинтез».

— Это на котором Санычев был замдиректора? У него еще коллега был — Гаибов.

— Ну да, а что? — Бармалейчик слегка удивился осведомленности собеседника.

— А что они были за люди?

Вася некоторое время молчал.

— Хорошие люди. Им бы завод другой… Да они в Тарске развернулись…

— Про Тарск я знаю. А здесь у них почему не заладилось?

Вася щелкнул пальцами официанту, и тот принес еще водки.

— Ты чего не пьешь? На, попробуй «беленькой». Наша, алицкая.

— Это которую покойный директор уважал?

— Она самая. Водка — зверь. По спецзаказу. Тройная очистка и водичка из родника.

Валерий поднял графинчик, любуясь прозрачной жидкостью.

— Я не пью.

Вася, против ожидания, не стал к нему приставать.

— Н-да? Я тоже не пил. Я же борец бывший. А теперь вот понемногу начал… Вот как Санычев уехал, так я понемногу и начал.

Булькнула и зажурчала струя, изливающаяся в хрустальный стакан с синими прожилками.

— Тоже наше, местное изделие, — сказал Вася, — они мне хрусталем отстегивают. Дожили, блин, а? Братве бартером за «крышу» платят! Скоро мои пацаны вдоль дорог будут стоять и проезжих автомобилистов зазывать: «Купите чашки-плошки!»

— Так о Санычеве, — терпеливо напомнил Сазан, когда стакан наполовину опустел и вновь был наполнен.

— Гаибов, — он не местный, челябинский. Он сюда от какого-то оффшора заехал. Они тут купили пакет и Гаибова прислали налаживать производство.

— А Санычева?

— Ну и Санычева. Тот был больше по финансовой части. На заводе, конечно, был полный бардак. Рабочие крадут, замы крадут, директор пьет, как сапожник.

Сазан кивнул.

— Мне говорили, что его после десяти утра трезвым нельзя было застать?

— Это отчего ж такие ограничения? Его и после девяти-то трезвым не видали…