Сарацинский клинок

– Сир Пьетро, – поправил его Рейнальдо, один из оруженосцев Пьетро. – Ты что, не знаешь, как следует обращаться к рыцарю, ты, толстый свинячий сын?

– Рыцарю? – изумленно переспросил Руффио. – Как это может быть? Отец мессира Пьетро был вилланом и…

– Мессир Пьетро, как ты называешь его, – сказал Рейнальдо, – был посвящен в рыцари на поле боя самим королем Франции и еще раз в Эксе императором Фридрихом, за заслуги перед короной. Так что пусть твой язык найдет более уважительный тон, пока ты не распростился со своим языком!

– Простите меня, мой господин, – пробормотал Руффио, и в голосе его прозвучала необычная нотка. Удивление? Да. Но и нечто большее. Нечто смахивающее на радость. То, что произошло с Пьетро ди Донати, представилось низкорожденному содержателю постоялого двора лучом надежды. Сын серва стал рыцарем. Трещина в стене. Еще одна трещина, поскольку есть и другие. Он, Руффио, уже протащил свое толстое тело сквозь одну такую трещину. Он больше не привязан к земле. Ему принадлежит постоялый двор. Здесь останавливаются знатные особы. Предполагается, что он в их присутствии будет вести себя униженно, но он может вести себя чуть менее униженно, чем крестьянин в поле, воняющий навозом и собственным потом. В стенах появляются трещины. В таких городах, как Венеция, Пиза, Генуя, сыновья сервов, случается, живут во дворцах. Золото начинает прекрасно заменять благородное происхождение. По всей Италии горожане отвоевали у своих сеньоров некоторые привилегии и льготы. А в городе умный человек, занимающийся торговлей, может составить себе состояние. Пока в конце концов он не сможет одеваться более богато, чем знатный господин. Пока он не сможет оплатить образование своих сыновей и купить – часто, теперь очень часто – младших сыновей своего господина, его самого, в мужья для своих дочерей. Человек с воображением, каким был Руффио, мог обрадоваться успеху Пьетро с особенным удовольствием…

– Не надо, Руффио, – сказал Пьетро, – не обращай внимания. Я вообще удивляюсь, что ты жив, памятуя, что случилось с Рецци…

– О, многие спаслись, – отозвался Руффио. – Главным образом те, у кого хватило денег выкупить свои жизни. Добрый еврей Абрахам, мой хозяин, оказался среди них…

Пьетро хлопнул Руффио по плечу. Вот это действительно была радостная новость. Абрахам жив! Пьетро любил Абрахама бен Иегуда. Тот преподал ему много уроков о том, как вести дела в мире торговли. Конечно, Абрахам не был таким ученым, как Исаак, но его изощренное деловое чутье во многом способствовало успехам предприятий Исаака.

– Где он сейчас? – спросил Пьетро. – Как его дела?

– На Сицилии, господин. Люди говорят, что он перенял дела Исаака и они пошли в гору, как и не снилось Исааку. Я думаю, что из них двоих Абрахам более расторопен. Он будет рад узнать, что вы живы.

– Как и я обрадовался, узнав, что он спасся, – сказал Пьетро. – Какие еще новости, добрый Руффио? Скажи мне, как поживает… госпожа Иоланта?

– Я ждал от вас этого вопроса, господин, – ухмыльнулся Руффио. – Здесь все знали, что госпожа сбежала с вами. Каждый низкорожденный мужлан на многие мили вокруг радовался в глубине души. Естественно, это стало известно моим хозяевам Синискола и породило вражду между ними и Роглиано…

– А как госпожа? – прошептал Пьетро.

– У нее все в порядке – насколько может быть все в порядке у дамы, которая беспредельно ненавидит своего мужа. Многие говорят, что поэтому у них нет детей…

Глаза Пьетро впились в лицо Руффио. Его глаза засверкали. Нет детей. Раз нет этой нити, связывающей ее с Энцио, то открываются почти безграничные возможности… Он внимательно изучал лицо Руффио.

– У тебя есть дела с кем-нибудь внутри замка?

Руффио встревожился. Потом затряс головой.

– Нет, господин, – сказал он. – И даже если бы у меня были такие дела, вы должны понимать, какая опасность грозит горожанину, когда он вмешивается в дела знатных людей…

– Я это понимаю, – заметил Пьетро. – Но мой посланец не будет иметь никакого отношения к моему плану. От него потребуется одно – передать подарок госпоже…

Руффио обдумал такой вариант.

– Джакопо, виноторговец, – в конце концов объявил он, – имеет дела с Роккабланкой. Господин Энцио много пьет. Говорят, что его любовь к вину может сравниться только с его страстью к золоту.

– Жадная свинья, да? – задумался Пьетро. – Это, похоже, открывает какие-то возможности…

– Да, господин. Это сир Энцио дал Абрахаму возможность спастись. Граф Алессандро никогда не освободил бы еврея – он ненавидит людей этого вероисповедания всем сердцем. А у сира Энцио эта ненависть быстро остывает при виде золота…

– Прекрасно, – объявил Пьетро. – Руффио, будь так добр, дай мне чернила, пергамент и побольше гусиных перьев.

– Чернила я могу вам принести, – сообщил Руффио. – Что касается перьев, то мне надо только выдернуть их из хвостов моих гусей. А вот пергамент дело другое. Его трудно найти, а когда уж найдешь, то он дьявольски дорог…

Пьетро полез за пояс и вытащил оттуда кошелек.

– Пошли мальчика, – сказал он, – пусть купит лист пергамента, хорошо очищенного, мягкого и без пятен.