Саркома

— Евдоким Саввич, вы свободны. Будьте здоровы и не усугубляйте. Жду вас завтра, не опоздайте.

— Буду, как штык, — приосанившись, бодро ответил художник, обрадованный неожиданно

благополучным исходом свое ночевки на холодном топчане в зловонной палате вытрезвителя.

— Мудро, гуманно, — оценил мое решение Недбай, когда Суховей покинул кабинет.

Тут же вошел, небольшого, почти подросткового роста худощавый с испитым серым лицом,

«мешками» под глазами мужчина в замызганной куртке.

— Сантехник ЖЭКа №3 Степан Иванович Пантюх.

— У него это уже третья ходка, — сообщил Штиль, хотя из данных протокола мне было понятно,

что мужчина пристрастился к алкоголю и тройному одеколону. — Наказание тянет на штраф в 45

рублей и путевку в ЛТП, но это уже «головная боль», заботы участкового инспектора.

— Семья есть? — спросил я.

— Вчера уже спрашивали.

— Хочу услышать от вас лично.

— Жена и трое детей, спиногрызов, — с ухмылкой ответил сантехник.

— Что же вы, Степан Иванович, ступили на скользкий путь? Вместо того, чтобы все деньги

приносить домой на пропитание и другие потребности детей и жены, пропиваете, не просыхая.

— Работа у меня такая вредная, редко, кто из жильцов не угостит. Я не могу отказать, чтобы не

обидеть. Ведь недаром говорят: дают — бери, а бьют — беги.

— Коль надоело ржавые трубы латать хомутами и крутить вентили и менять унитазы, то пойдешь

чистить общественные сортиры и мести улицы. Оформлю материалы в суд, чтобы арестовали

суток на пятнадцать. А штрафовать не буду, потому, что пострадает твоя семья, малые детишки.

— Спасибо за доброту, — искренне или, бравируя, промолвил Пантюх.

— Не валяй дурака, беритесь, Степан, за ум, подумай о жене и будущим своих детишек, а то ведь

отправим в ЛТП, — напутствовал я мужичонка.

— Пригласи философа, — велел я Штилю.

— Трофим Игнатьевич Бородай, мыслитель, непризнанный самородок,— представился старик в

заношенном до лоска одеянии.

— Где прописаны, гражданин мыслитель?

— На кладбище, — с хитрецой заявил он.

— Странно, почему на кладбище? Даже у философа Диогена была оригинальная жилплощадь в

виде бочки.

—А у меня погост, потому, что рано или поздно все там будем. Перед смертью все равны: богатые

и убогие, мудрые и глупые..

— Точно, философ, — убедился я. — Трофим Игнатьевич, я вынужден вас оштрафовать на

пятнадцать рублей за бродяжничество, антисоциальное поведение.

— Хоть на тыщу или мульон, — ухмыльнулся старик. — Все равно ничего не получишь. У меня,

как у моего учителя и кумира Диогена, ни двора, ни кола. Даже бочки нет. Ночую на вокзале или в

вашем заведении.

— На что существуете?

— Собираю бутылки, макулатуру и тряпье. На питие и харчи хватает, а больше мне не надо. Что

бог послал, тому и рад.

— Привлечем по статье 214 за бродяжничество, паразитический образ жизни, — пригрозил я.

— Так мне ужо шестьдесят шесть лет, — напомнил Бородай.

— В таком случае, определим в дом для престарелых

— Не возражаю. Мне нужна аудитория для просвещения темных людей. Они должны знать, что

солнце никогда партизаном не было. Светит всем одинаково.

Я предупредил философа об административной ответственности и попросил Штиля материалы по

Бородаю направить для контроля старшему участковому инспектору Тымчуку для подготовки

документов в дом престарелых.

До полудня мне удалось рассмотреть все протоколы, раздав заложникам Бахуса наказания по

принципу «каждой сестре по серьге». Но, увы, в коридоре и палатах не стало тише, потому что

вместо выписанных «пациентов» экипаж доставлял очередных любителей «зеленого змия».

Конвейер по их вытрезвлению действовал бесперебойно. В среднем за год через это «чистилище»

проходило более пяти тысяч горожан и иногородних гостей, следовавших через «северные

ворота» Крыма.

15. Разбор «полетов»

На следующий день, едва я появился в дежурной части ГОВД, мне сообщили, что Калач приказал

немедленно войти к нему в кабинет. Я спешно поднялся на второй этаж, в приемной поздоровался

с секретарем – машинисткой и спросил:

—Товарищ майор свободен?

—Товарищ подполковник, — улыбнувшись, поправила она. — Полчаса назад поступил приказ о

присвоении звания. Проходите, он ждет.

Вошел и поприветствовал. Он сухо ответил на мое «здравие желаю Вячеслав Георгиевич». Так

как не был уверен в информации, услышанной в приемной. Бросив недоверчивый взгляд на его

погоны, с большой звездой между просветами. Калач с усмешкой перехватил мой взгляд.

Догадался, что уже успели сообщить.

—Можешь меня поздравить с досрочным присвоением звания, теперь я — подполковник. Кстати,

пока единственный в городе, не считая военных летчиков, — будничным голосом, словно такое

событие происходит каждый день, сообщил Калач и, пристально взглянув на меня, заметил. — А

вот тебе, если и добавят капитанские звездочки на погоны, то не раньше, чем через два-три года и

то с учетом позитивных служебных показателей, высокого идейно-морального духа и дисциплины

личного состава.

— Товарищ подполковник, искренне вас поздравляю! — произнес я. Он равнодушно пожал

протянутую руку, а я продолжил. — Насчет дисциплины понятно. Меньше наказанных и