Под обрывистым высоким берегом в крошеве мелких ледовых ошметков кружатся в одном из водоворотов стриженые человеческие головы, и становится их все меньше и меньше. Люди в военной форме бросаются с обрыва им на помощь, и люди со стрижеными головами покорно, равнодушно принимают ее.
Похожий на гориллу вор в законе Сеня Гнутый, полосуя ножом воздух, озираясь, идет на выбравшегося на льдину Сарматова. Отступая, тот оскальзывается и падает на спину. Гнутый с занесенным для удара ножом бросается на него сверху, но тяжелый армейский башмак врезается урке в живот, и он пашет небритой физиономией по острым ледяным застругам...
...Из-за поворота дороги вдруг донесся натужный гул двигателей и в склон холма ударили лучи фар. Метлоу схватил Сарматова под мышки и потащил в придорожные кусты. Скоро в гул двигателей вплелись громкие, гортанные голоса. Сняв пулемет с предохранителя, Метлоу осторожно раздвинул кусты и увидел на дороге два исписанных арабской вязью бронетранспортера с сидящими на броне вооруженными людьми в чалмах и круглых афганских шапочках-пакулях.
— Колись, Гнутый! Колись! — неожиданно закричал Сарматов и вскочил на ноги.
Метлоу свалил его на землю и зажал ладонью рот. Заметив какую-то возню в кустах, духи в несколько стволов открыли огонь.
Вокруг Метлоу и Сарматова попадали скошенные пулями ветки. Оставив майора, полковник бросился в сторону и ударил по бронетранспортерам из пулемета. Не ожидавшие отпора духи моментально исчезли в люках машин, и те, взревев двигателями, прибавили скорость и скрылись за поворотом.
В хороводе кружащихся льдин переминается с ноги на ногу сутулая, нелепая фигура. Вскидывает автомат Савелов...
— ...Не стреляй, Савелов! Не стреляй! — орут бегущие по обрывистому берегу Сарматов, Бурлак и Алан.
Ствол автомата Савелова выплевывает огонь — фигура на льдине валится лицом вниз, раскидывая в стороны руки. Черным крестом выделяется тело мертвого зека на льдине, медленно уплывающей к горизонту. Будто натолкнувшись на невидимую преграду, бегущие останавливаются и молча смотрят ей вслед...
— Крест! Крест на всю жизнь! — простонал Сарматов, вырываясь из рук старающегося удержать его Метлоу. — У, сволочи! — закричал он своим невидимым, бредовым врагам.
— Успокойся, Сармат! Успокойся!
Постепенно сознание возвращается к Сарматову. Оглядевшись вокруг, он, кивнув на срезанные пулями ветки, спросил у Метлоу:
— Что произошло?..
— Духи на двух бронетранспортерах мимо прокатили! Пришлось пострелять немного.
Лицо Сарматова исказила судорога.
— Почему не вышел к ним?! — зло спросил он. — Может, уже хватит, полковник, доказывать свое благородство?!
— Не ори! — невозмутимо парирует Метлоу. — Я у тебя не на допросе и ни в чем отчитываться тебе не обязан!.. Вставай и пошли, пока темно!
— Куда?.. Если бы мы были кому-нибудь нужны, нас бы давно из космоса засекли!..
— Любая дорога куда-нибудь приводит, — подавив приступ злости, ответил Метлоу. — А нужны, не нужны... Главное, чтоб человек самому себе, своим детям был нужен...
И вновь они вдвоем ковыляют по освещенной бледным лунным светом, размолотой траками танков дороге.
Восточный Афганистан
30 июня 1988 года.
Ручеек тонкой прохладной струйкой падает с высоты и исчезает в выгоревшей траве, которой порос склон. Набрав в пригоршню воды, Метлоу плеснул ее на лицо улыбающегося во сне Сарматова. Тот ошалело вскочил и схватился за пулемет.
— Где мы? — озираясь, спросил он.
— Все там же — за хребтом Гиндукуш! — невесело усмехнулся Метлоу, протягивая ему выстроганный из корявого деревца костыль. — Вот тебе еще одна нога!..
— Думаешь, поможет?..
— Если нам кто и может помочь, то только Всевышний... — ответил американец. — Пора в путь.
— Подожди, полковник! — всматриваясь в белесое небо, сказал Сарматов. — Слышишь, жаворонок заливается! То-то мне Дон-батюшка снился! — улыбнулся Сарматов. — Ишь, как будто над родной степью наяривает, стервец!
— Донская степь... Я только слышал и читал про нее... Какая она? — спросил Метлоу.
— Много неба, ковыль русалочьими косами стелется, орлы и коршуны высоко-высоко кружат... А на перекатах по весне алые маки и тюльпаны расцветают всех цветов радуги... еще татарник растет...
— Что это — татарник? — удивленно поднял брови полковник.
— По поверьям там, где казак татарину голову срубил, вырастает колючий красный цветок.
— Интересно, а здесь что будет расти? Душманник?.. — Метлоу грустно ухмыльнулся. — А оренбургская степь какая?
— Такая же, лишь простора еще больше да климат покруче. Там выжить было труднее...
— Почему?
— Народы, которые осмеливались выйти на житье в степь, погибали. В степи не укроешься — или бой принимай, или...
— Но казаки-то выжили!
— Выжили! — усмехнулся Сарматов. — Даже до сегодняшнего дня дожили. Видел я каких-то ряженых в Москве, с саблями и крестами... Не разобрал — то ли артисты, то ли и впрямь осколки казачества...