Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа

– Ты вот, Ванька, все «большевики да Совдепия»… Согласись, положа руку на сердце, что Россия хрен бы далась в семнадцатом году Ленину с картавой гоп-компанией, кабы ей не подсобили. Пока мы, серошинельные, на фронтах в окопах вшей кормили, в столицах ее разворовывали сначала воронье из компании Гришки Распутина, потом «временные» Керенского. Эти уж вовсе обдирали страдалицу как липку, а православный народ, чтобы их воровства не углядел, забалтывали на революционных шабашах. Власть-то при них, «временных», как пьяная шлюха, в грязи валялась. Большевики лишь раньше других догадались ее поднять…

– Чтобы потом в еще большей грязи вывалять, – зло усмехнулся Иван.

– Эх, Ванька, Ванька! – осуждающе качнул головой старик. – Знаю, ты мне будешь о потерях в войнах, о миллионах каторжан в сталинских концлагерях… Оправдать все это – упаси господи, во веки веков!.. Жутко!.. Но подумай, сын, что это за народ «неполноценный» такой – русские? Приняв немыслимую смертную Голгофу, которой еще ни один народ не принимал, исхитриться снова возродить из пепла свою державу, перед мощью которой даже вашей наглой Америке приходится теперь гнуться. Длинную жизнь я прожил, Ванька, а не понимаю, как это возможно стало. Не понимаю, хоть убей! Видать, сам господь за большевиков был, а?.. – смахнув мокреть с вислых казачьих усов, смущенно посмотрел он на сына. – Может, и прозрел бы твой горемычный отец, ежели ему хоть раз довелось бы сердешно погуторить с русскими из-за «железного занавеса». Не учли большевики, что я пять лет с нацистами бился насмерть. За Францию я, что ли?.. За нее, Расею-матушку. А она мне от ворот поворот… Не тешу себя, что поймете вы мою стариковскую боль.

– Почему же не поймем, батя? – обиделся на старика сын.

– Американцы вы… Пуповиной с моей оренбургской степью никак не связанные.

– Не раскисай, дед! – обнял старого казака за плечи внук.

Тот сердито отстранился:

– Ты, Егор, мою фамилию и имя мое носишь?..

– Как же иначе? – Сказать деду, что у него теперь фамилия и имя на английский лад произносятся, Метлоу не посмел.

– Вот и попытайся за меня додумать и понять то, чего сам я понять не смог. Считай – наказ тебе.

– Обещаю, если случай представится, – отвел глаза в сторону внук.

Тогда он даже не предполагал, как скоро ему представится такой случай – сразу по возвращении на базу Гуантанамо. Какой-то незадачливый русский морской пехотинец, из охраны ракетных установок, в ночной тропический ливень заплутал в кубинских джунглях и напоролся на колючую проволоку, окружавшую американскую базу. Командование приказало Метлоу допросить его по полной программе.

– Осторожнее с ним. Русский – просто какой-то очумелый, – предупредил Метлоу командир патруля, захватившего русского на колючей проволоке. – При задержании он одному моему парню свернул шею, а еще троим ребра переломал.

Перед Метлоу предстал широкоплечий скуластый парень примерно его возраста, с сильными крестьянскими руками, скованными стальными наручниками. На его изодранной черной гимнастерке топорщились погоны с тремя лычками, под ней светилась полосатая тельняшка.

– Имя, возраст, номер и место дислокации воинской части? – задал дежурные вопросы Метлоу, стараясь не глядеть на его окровавленное лицо. Тот будто не слышал вопросов. – Не советую упрямиться, сержант. За информацию, интересующую нас, перед тобой откроются двери свободного мира. В нем много колбасы и красивых вещей, потому что у нас нет колхозов и коммунистических начальников.

Смысл его слов, видимо, дошел до морпеха.

– Говоришь по-нашему правильно, – смерил он его угрюмым взглядом. – Русский, что ли?

– Русский. – Метлоу доброжелательно улыбнулся. – В Штатах много русских. У тебя, как и у всех нас, будет семья, дом и много долларов…

– Были бы руки свободны, придушил бы тебя, как крысенка, чмо бандеровское! – выдохнул морпех и влепил в его лицо кровавый сгусток плевка.

Рука лейтенанта Метлоу от этого оскорбления непроизвольно сжалась в кулак, и, потеряв контроль над собой, он бросил его в лицо пленника. Трое негров-охранников тут же набросились на морпеха, как голодные псы на дичь. Однако им пришлось изрядно потрудиться, чтобы сбить его с ног. Вбежавший на шум пожилой офицер военной полиции молча вытолкал охранников из комнаты и с презрением бросил Метлоу:

– Садизмом к русским пленным отличались нацисты! Вы, похоже, из их племени, лейтенант?

– Я из его племени, – вспыхнул тот. – Между русскими свои счеты. Не советую совать в них нос, капитан!

Офицер выругался и вышел, громко хлопнув дверью.

Через несколько дней Метлоу, после напряженной смены в радиорубке, чтобы унять головную боль и звон в ушах, по привычке отправился слушать музыку моря. На подходе к берегу его внимание привлекла стая чаек, мельтешащая с тревожными криками над пенной кромкой прибоя. Подойдя ближе, он остолбенел – накатные волны били о камни бездыханное человеческое тело. На утопленнике угадывались остатки полосатой тельняшки. Кисти его раздувшихся рук сжимали стальные наручники.