– Эй, мать вашу, жрать хочу! – ударил Сармат ногой в дверь, потом по привычке принялся за исследование своей очередной норы. Крошечный объектив видеокамеры он обнаружил под потолком. Другой, замаскированный под головку гвоздя, в туалете. Скоро по гулу двигателей и усилившейся качке стало понятно, что яхта взяла курс в открытый океан. Через полчаса появился европеец-стюард с подносом, заставленным едой. За его спиной подпирали стены угрюмые мужики с «калашами». Стюард молча составил на откидной столик тарелку с бараниной и миску с фасолевым супом. Не дожидаясь, пока он нальет из термоса в пластиковый стакан кофе, Сарматов уселся за столик. Едва он поднес ко рту кусок баранины, как яхту качнуло и горячий кофе оказался у него на коленях.
– Блин! – по-русски рявкнул он на стюарда. – Раздолбай! Мамай губастый!
– Пардон!.. Эскьюзми плиз, сэр!.. Пардон, месье!.. – вытаращив глаза, затараторил тот и, показав глазами под потолок, прошептал по-русски: – Будь осторожен, дядя…
Сарматов, схватив стюарда за плечи, вышвырнул его за дверь.
«Дешевый трюк! – подумал он. – Русский парень в арабской шайке?.. Чушь собачья».
Юсуф явился в его каюту на следующий день, чтобы измерить пульс и давление.
– Подскочило давление – с чего бы? – удивился он. – Плохо спал?
– Закатал больного человека в нору и спрашиваешь? – зло усмехнулся Сарматов. – Без дела и от духоты голова как у мамонта.
– Можно было бы выходить на палубу, но арабы тебя ненавидят.
– Пусть сунутся…
– Я сам их укорочу, – заверил его Юсуф. – А дело будет. Великое дело, Сармат, которое прославит твое имя в веках! – с пафосом закончил он, а уходя, оставил дверь открытой.
Коридор вывел Сарматова на ют. В глаза сразу ударило яркое солнце, а упругий холодный ветер вышиб град слез. Вокруг были только одни волны, а по курсу яхты игриво резвились дельфины. На палубе было пусто. Лишь на корме вчерашний незадачливый стюард чистил рыбу.
– От берега мы, видно, далеко, – подойдя к нему, сказал по-русски Сарматов. – Ни чайки, ни альбатроса…
– Атла-а-а-нтика! – откликнулся тоже по-русски стюард и бросил нахальный взгляд из-под рыжих ресниц: – Ты кто, дядя?
– Конь в пальто. А ты?
– В Москве звали Аркаша Колышкин, а тебя?
– Э-э-э… Джон Карпентер.
– Из тебя, дяденька, Карпентер – как из меня папа римский, – ухмыльнулся стюард.
– Хм-м… На хрена, племянничек, ты с арабской шайкой связался?
– Арабская, мухосранская… Но арабы за месячный фрахт платят больше, чем янки-миллионеры за полгода. А чем они яхту набьют – наркотой или еще чем, команде по балде… Таможенникам и копам не мы отстегиваем.
– Как тебя сюда занесло-то?
– Как-как? – озлился стюард. – В танке, дяденька. Знаешь, как они по морю ходят?
– Танки по морю не ходят…
– Ходят, дяденька!.. В корабельных трюмах… Я фотокором работал в московской газете. Одного американского журналюгу по дурости провел в запретную зону под Саратовом. Он хотел убедиться, что по какому-то там договору, оттуда танки идут эшелонами на переплавку… Вохра нас, блин, в зоне засекла… Янки ушел, а меня в подвал… Мол, враг народа и изменник Родины, раскрыл государственную тайну…
– И правильно, – уронил Сарматов. – Хорошо, что в деревянный бушлат не забили.
– По дурости же, дяденька! Из подвала я той же ночью дал деру, пробрался к эшелону – и в танк… Эшелон, мол, выйдет из зоны, тогда слиняю. Ну, полный облом вышел!.. Они, блин, люки снаружи задраили. Неделю без жратвы, в говне по уши в танке мариновался, пока его наконец в Феодосии с платформы на корабль не перегрузили. Обнаружили в танке Аркашу, смыли дерьмо пожарной кишкой и опять в танк захреначили. Правда, ведро дали и жрачку. Через две недели из танка Аркашу извлекли, отвезли в африканскую Сахару и под зад коленом. Гуд бай, мол, Вася, в четыре стороны твоей души. Неделю шкандыбал по барханам куда глаза глядят. Потом шкандыбать уже не мог. А луна полная такая, не русская… Я и завыл на нее. Как волк завыл, дядя… Мой звериный вой бедуины услышали. В общем, подобрали они меня. Отлежался у «детей пустыни» и пошел мыкать горе по городам и весям басурманским. Без денег, без документов, без языка… Кем только не был Аркаша Колышкин: герлзбоем в багдадском борделе, продавцом коровьего дерьма в Йемене, карманником-щипачом в Дамаске. В Каире даже дурью промышлял… Ох, встречу того хрена, который меня в саратовской зоне повязал и в танк заказематил, зубами гада порву! Волчара позорный!..
– Ну а на яхту как попал?
– Слава богу, один бывший наш еврей помог с этой яхтой. Хозяин ее – марсельский банкир, его дальний родственник. Тут, конечно, не сахар: чуть что – оплеуха от кэпа или пендель в мадам сижу от охраны… Но жрать-то хочется – терплю…
– Понятно… А на борту никак все вымерли?
– Почти, – ухмыльнулся стюард. – Как выходим в океан, арабы сразу: «Да свершится то, что должно свершиться!» – и за дурь… Наширяются до глюков, потом по каютам кайф ловят. У басурман как: если время намаза застанет его на бабе – слезет, лицом к Востоку сядет и поклоны до одури бьет. А Юсуф и его компания, если правоверных рядом нет, намаз не делают.