Сарыкамыш. Пуля для императора

Пришлось прислушиваться к "советам" старших начальников. От штаба армии делопроизводителем приставили прапорщика Рослякова — молодого, двадцати лет человека из вольнонаемных. Помощником же начальник сарыкамышского гарнизона генерал-майор Воробанов настоятельно рекомендовал рассмотреть кандидатуру своенравного казака 1-го Полтавского казачьего полка 2-й Кавказской казачьей дивизии сотника Оржанского, с которым он якобы знаком был еще со второго Персидского похода 1911 года. Ко всему прочему, начальство Тифлисского губернского жандармского управления любезно согласилось откомандировать в распоряжение своего "брата-жандарма" старшего наружного наблюдателя по кличке "Петрович", а по ходатайству все того же генерала Воробанова со 155-го пехотного полка был выделен вестовой — ефрейтор Липнин, исполнявший с той поры обязанности и денщика, и разъездного контрразведывательного пункта. Вот вам и вся команда!

Но, так или иначе, несмотря на малочисленность и разношерстность состава, работа закипела. Прежде всего начали с уяснения обстановки. И в этом, как ни странно, особенно помог сотник Оржанский, быстро ставший "душой" всей команды. Широкой казацкой натурой он, правда, мало походил на сотрудника секретной службы, ибо вопреки всем инструкциям казался пугающе открытым, легко сходящимся с людьми всех сословий и состояний, но одновременно шумным и даже скандальным в делах обычных, житейских. И тем не менее уже к концу сентября сотник знал от пограничников почти все о тех, кто представлял прямой интерес контрразведки — местных контрабандистах, способных ко всему прочему перевозить оружие и собирать сведения о русских частях. Одновременно и, надо сказать, как-то незаметно, сотник обзавелся добровольными информаторами на Торговой улице — на нее, главную улицу Сарыкамыша, вся контрабанда, по сути, и стекалась. А через преферанс, к коему сотник имел ужасающую привязанность, уже через две недели он располагал всей подноготной расквартированных в Сарыкамыше пехотных полков, ибо очень скоро стал считаться своим человеком даже у батальонных офицеров.

Открытость и неуемность сотника, признаться, немало раздражала и настораживала ротмистра — того ли вообще он выбрал в свои помощники! Но в конце сентября — начале октября именно благодаря информаторам Оржанского один за другим была выявлена дюжина незарегистрированных лиц курдской и турецкой национальности, нелегально проживающих у местных лавочников. После нескольких дней наблюдения "Петровича" они были задержаны, но, к сожалению, по результатам проверки все оказались обычными контрабандистами-мешочниками и посему бесславно переданы пограничной страже.

Между тем приближение войны с османами становилось все очевиднее. К концу сентября участились набеги вооруженных шаек с сопредельной территории; с октября ежедневно стали приходить известия о стычках пограничников с хамидийскими отрядами курдской конницы, возглавляемыми турецкими офицерами, и, наконец, 16 октября пришло известие о нападении турецких кораблей на российские порты на Черном море. Через три дня Турция объявила войну России, и в ночь с 19-го на 20-е главнокомандующий Кавказской армии генерал-адъютант граф Воронцов-Дашков отдал приказ войскам атаковать турок на их территории. Расквартированные в городке полки скрытно покинули гарнизон, перешли русско-турецкую границу, и Саракамыш опустел. В подчинении начальника гарнизона остались лишь 588-я и 597-я дружины государственного ополчения — одна находилась на этапе Сарыкамыш, другая охраняла многочисленные склады — да два эксплуатационных батальона.

Первые несколько дней с фронта приходили обнадеживающие известия: 3 ноября был занят Баязет, на следующий день — Ид, Зивинские высоты и кеприкейские позиции. Наступление продолжилось было на Гасан-Кала, но вдруг натолкнулось на яростное сопротивление османов, и через сутки русские части вынуждены были отступить, неся весьма ощутимые потери. В Сарыкамыше, кроме хирургического госпиталя, один за другим открылось с десяток новых госпиталей и лазаретов — в дивизиях потери убитыми и ранеными оказалось до сорока процентов офицеров и нижних чинов, а в отдельных полках, как в 156-м Елисаветпольском пехотном, — и того больше! И только подошедшие на помощь полки 4-й Туркестанской стрелковой бригады, да 1-я Кубанская пластунская бригада Пржевальского смогли остановить продвижение турок и стабилизировать фронт. К 20-му ноября на всех направлениях наступило хоть и относительное, но затишье.