Саша Чекалин

Саша озабоченно носился по школе, покрикивая на ребят. Его выбрали в комиссию по организации новогоднего вечера-маскарада. Времени было в обрез, а еще столько оставалось сделать! Саше казалось, что все идет медленнее и не так, как нужно. Вот, например, до сих пор не готовы разноцветные флажки для украшения зала, а пора бы уже их развешивать.

— Ты где был? — набросился он на появившегося в дверях Васю Гвоздева, ответственного за флажки.

Вася молча протянул сверток в газетной бумаге, из которого высовывались разноцветные уголки флажков. Наконец-то! Саша огляделся, прикидывая, как лучше развешивать нити с флажками.

— Соображай сам… — предложил он Васе и помчался к старшеклассникам подключать электропроводку к елке.

Членов комиссии то и дело разыскивали и тащили к себе. Володя Малышев спрашивал, где лучше повесить новогодний номер газеты. Кому-то требовалось срочно найти шпагат для хвойных гирлянд. Другие спрашивали, где лучше устанавливать помост для оркестра…

Только вечером Саша прибежал домой. Наскоро пообедав, он заторопился обратно.

Дома между тем тоже шли приготовления к встрече Нового года. Чекалины ждали гостей: брата Павла Николаевича — дядю Митю с женой.

Витюшку мучило любопытство, в каком костюме пойдет Саша на новогодний маскарад. Но Саша отмалчивался.

Приглашенные на маскарад стали собираться в школу к одиннадцати часам. Дежурные с белыми повязками на рукаве строго следили, чтобы никто не прошел без маски. Исключение допускалось только для учителей.

Гремел духовой оркестр. Разноцветными огнями сияла разряженная елка. В воздухе стоял тот особенный запах хвои и еловой смолы, который приносит с собой новогодний праздник.

Кого только не было сегодня в зале! Словно ожили и сошли со страниц произведений Пушкина, Лермонтова, Гоголя любимые герои. Были здесь и Ленский, и Онегин, и Татьяна, и Печорин, и Хлестаков… Были моряки, клоуны, испанцы, украинцы. Сколько выдумки в их ярких костюмах! Вот появился мрачный и черный, как привидение, монах, но, почувствовав себя неловко в шумной толпе веселых, жизнерадостных масок, он исчез. Не без труда ребята разгадали в монахе Егора Астахова. Обратно на вечер Егор не вернулся.

Скромно прохаживался в стороне молодой военный и ярко начищенных хромовых сапогах, в гимнастерке, перетянутой ремнями. На петлицах гимнастерки поблескивали по три малиновых кубика. Плотная черная полумаска закрывала его лицо.

— А я вас знаю! — прозвучал за спиной офицера приглушенный девичий голос.

— Откуда знаете? — тоже полушепотом спросил офицер, обернувшись.

Незнакомка была одета скромно — в черный шерстяной костюм с белым отложным воротничком. Из прорезей маски глядели Наташины глаза.

Да и голос был… Наташин, который он мог отличить из сотни других.

— Издалека приехали в наши края? — лукаво спрашивала незнакомка. — И надолго?.. Может быть, насовсем?

Не выдержав, оба рассмеялись.

— Наташа!..

— Шурик!..

И, взявшись за руки, пошли танцевать.

Кружились пары.

Играл оркестр.

Куда-то вдаль уплывали огни на елке.

— А я ждала тебя… — созналась Наташа.

— И я тебя ждал… — Саша тоже был откровенен.

Как хороша ты, юность, когда кругом свои и в твоей ладони рука задушевного друга!

В полночь, когда кремлевские куранты гулко пробили двенадцать ударов, директор школы вышел на середину зала и поздравил всех собравшихся с Новым годом, пожелав учиться только на «отлично». На сцене появился Новый год — маленький шустрый первоклассник в белом как снег лыжном костюмчике с крупными цифрами на груди — 1941.

— Я пришел… Я пришел… — звонко закричал он и, подхваченный гостями на руки, поплыл по залу вокруг сверкающей огнями елки..

Снова загремел оркестр. Конфетти осыпали волосы, длинные разноцветные ленты серпантина обвивали танцующих…

Было уже далеко за полночь, когда стали расходиться. Саша и Наташа вместе вышли из школы. Все кругом: дома, заборы, деревья, телеграфные провода — белело от инея.

— Белая ночь… — говорила Наташа. — Смотри: И луна белая… Все белое… И ты белый…

Город еще не спал. В окнах многих домов горели огни, у калиток стояли парочки, слышались голоса. Издалека, очевидно со Стрелецкой слободы, доносились протяжная девичья песня и звуки гармони…

Оба, вспоминая прошедший вечер, беспричинно смеялись. Обоим хотелось дурачиться, петь. Схватив ком снега, Наташа бросила его в лицо Саше и стремглав помчалась вперед. Саша, запутавшись в полах шинели, догнал ее уже около дома.

— Не уходи… — предложил он.

Наташа сама взяла его под руку. Глаза у не блестели, щеки разрумянились.

— Задумай… Загадай что-нибудь!.. — попросила она, прикрывая его лицо рукой.

— А ты?..

— Я тоже…

— Скажи, что загадал, но только про себя.

— Ты тоже скажи..

Разом смутившись, поняли друг друга.

И снова они пошли по улице, такой необычной в мерцающем зимнем наряде.

Молчали… но молчание тоже говорило.

Громко похрустывал снег под ногами. Звенели телеграфные провода. Над городом все выше поднималась полная луна… И вот снова Наташина улица. Остановились на углу.

— Ты сейчас пойдешь домой. А я буду тебе смотреть вслед и про себя повторять одно слово…

— Какое?