Саша и Шура

– Надо написать про всё это, – решительно продолжала она. – Только я Сама не смогу: не умею я заявление писать. А ты лучше напишешь! Так что сразу резолюцию красным карандашом поставят. Знаешь, в левом уголке…

«Да, поставят резолюцию красным карандашом! – подумал я. – Двойку с ехидной закорючкой поставят, как Андрей Никитич. До чего же это неприятное дело – быть двоечником! И ещё зачем-то, как дурак, пожимал плечами. Рассказал бы честно про двойку, а то вот выкручивайся теперь!»

Но вздыхать было поздно, и я выкрутился.

– Помочь – это можно, – сказал я. – Только у меня очень плохой почерк, ты ничего не разберёшь. Я сам иногда не разбираю.

– Ой, это ничего! – успокоила Липучка. – Ты мне продиктуй, ладно? А я запишу.

Это был выход из положения.

– Хорошо, я буду диктовать, а ты пиши, – согласился я.

Чернила и ручка были на столе, словно поджидали Липучку.

Сочинять мне было не впервой: натренировался уже, читая мамины письма. Кроме того, одна наша соседка в Москве очень любила сочинять всякие жалобы и собирать под ними подписи жильцов: то ванна протекает, то кто-то из соседей долго разговаривает по телефону. Прежде чем собирать подписи, соседка читала свои заявления вслух на кухне. Каждую жалобу она начинала словами: «Нельзя без чувства глубокого гражданского возмущения писать о том…» И я начал диктовать Липучке:

– Нельзя без чувства глубокого гражданского возмущения писать о том, что между городом и станцией нет автобусного сообщения…

Потом я вспомнил, что соседка наша обязательно употребляла такие выражения: «используя своё служебное положение», «некоторые личности», «не пора ли». Я продиктовал Липучке:

– Используя своё служебное положение, некоторые личности перевозят приезжих за деньги на государственных телегах. Не пора ли покончить с этим?..

И ещё мне вспомнилось, что каждую жалобу соседка наша кончала угрозой: если, мол, не примете мер, то буду жаловаться выше. И я продиктовал:

– Если автобуса не будет, мы напишем жалобу в Москву!.. – А потом посоветовал Липучке: – Теперь собери подписи. Побольше подписей… И всё будет в порядке.

– Ой, как коротко получилось! – воскликнула Липучка, разглядывая тетрадный лист, который остался почти чистым.

– Это хорошо, что коротко, – объяснил я. – Длинное заявление могут не дочитать до конца. Понимаешь?

– Понимаю. Ой, ты очень здорово продиктовал! Прямо как взрослые пишут в самых настоящих заявлениях!

Липучка аккуратно свернула лист в трубочку, а я скромно развёл руками – дескать, что уж тут особенного: написать заявление – это для меня раз плюнуть.

Липучка хотела сразу бежать в горсовет, но я остановил её:

– А подписи?

– Ой, их собирать очень долго. Мне в голову сразу пришла идея:

– Не надо собирать. Напиши внизу так: «Белогорские пионеры, всего три тысячи подписей».

– Что ты, что ты! Три тысячи! У нас и с грудными младенцами столько ребят не наберётся.

– Тогда напиши: «Всего двести подписей». И дело с концом.

– Ой, разве можно? Ведь это неправда!

– Для хорошего дела всегда соврать можно, – успокоил я Липучку.

Она снова уселась за стол. Но тут мы услышали, что кто-то лезет в окно.

ПОХИЩЕНИЕ

Саша поудобнее устроился, укрепил свои локти на подоконнике и обвёл нас презрительным взглядом, как бы говоря: «Ерундой всякой занимаетесь, а я между тем…»

– Ой, что-нибудь случилось? – вскрикнула Липучка.

– Случилось, – преспокойно ответил Саша. – Приготовьтесь – сейчас комнату подметать буду.

Подметать комнату? Рехнулся он, что ли? Мы с Липучкой растерянно переглянулись.

– Чего глаза таращите? – Саша подтянулся на руках, вскарабкался на подоконник и спрыгнул на пол. – Веник со мной. Понятно?

– Ой, похитил? – Липучка, как всегда в минуты восторга, хлопнула в ладоши, так что даже помяла своё заявление. И, прижав руки к груди, затаила дыхание.

Саша обшарил глазами стены.

– У тебя йод есть? – спросил он у меня. – Что-то я аптечки не вижу.

– Не знаю… Есть, наверно. А зачем тебе йод?

– Ой, ты небось поранил его, когда у мамаши отбивал, да? – догадалась Липучка. – Лассо накинул, да?

– Что я, бандит какой-нибудь? Это я с пиратами хотел сражаться, а он вовсе не пират… Очень даже симпатичный парень, только застенчивый, как девчонка. Людей боится… Но мы это дело из него выбьем.

– Ой, мы его бить будем? – испугалась Липучка.

– Чудачка ты! Я же в переносном смысле. Ну, перевоспитаем, значит. Понятно?

– Понятно.

– А как же ты похитил? Ведь его мамаша от себя ни на шаг не отпускает, – спросил я.

– Узнаешь! Давай сюда йод.

Дедушка был доктором, но сам лекарств не любил. Я заметил, что, когда к нему приходили больные, он сразу лез в корзинку, стоявшую за диваном.

«Терпеть не могу, когда лекарства на видных местах выставляют, – говорил он. – Украшеньице так себе».

Я полез в дедушкину корзину, нашёл там пузырёк с йодной настойкой и передал его Саше.

– А теперь позови Веника, – распорядился Саша.

– Позвать?.. А где он?

– Возле крыльца мнётся. Стесняется. Ты ведь с ним в вагоне, кажется, в дипломатических отношениях не состоял.