– Позвольте, Иван Иванович, ружьё вещь благородная, самая любопытная забава, притом и украшение в комнате приятное…
– Вы, Иван Никифорович, разносились так с своим ружьём, как дурень с писаною торбою, – сказал Иван Иванович с досадою, потому что действительно начинал уже сердиться.
– А вы, Иван Иванович, настоящий гусак…» – и так далее.
Всегда я прямо до слёз хохотал, читая всё это. А сейчас я радовался только тому, что в отрывке было много безударных гласных. «Здорово писал Гоголь! – думал я. – Сколько безударных наставил!
Прямо в каждой фразе. Вот уж попыхтит завтра Сашенька!»
Я ещё повторил отрывок вслух раза три, потом раза три переписал его, потом начал декламировать. В общем, к вечеру мне казалось, что Гоголь писал вовсе не так уж весело и что скучнее повести об Иване Ивановиче и Иване Никифоровиче ничего на свете не существует.
Лёжа в постели, я ещё раз повторил отрывок про себя. А потом припомнил всякие мудрые выражения, которые часто употребляли наши учителя. Такие вот, например: «Учись мыслить самостоятельно!», «Если хочешь что-нибудь сказать – подними руку», «Не будем тратить время – его ведь не вернёшь», «Не смотри в потолок, там ничего не написано!» и т. д. и т. п. А ночью мне приснилось, что невоздержанный на язык Иван Никифорович обозвал Ивана Ивановича «безударной гласной» и что с этого именно началась знаменитая ссора.
Утром, как только умолкла дедушкина палка, начался первый урок. Саша вошёл в комнату, держа в руках толстую тетрадь в красной клеёнчатой обложке. «Неужели всю её исписать собирается?» – с ужасом подумал я. В глазах у Саши было что-то новое, незнакомое мне до тех пор: что-то уважительное и немного застенчивое. И это у него! У капитана Саши!.. Ну да, ведь я теперь был для него не просто Шуркой, а учителем. Как пишут в газетах, «наставником и старшим другом».
Все эти мысли настроили меня на строгий тон.
– Ну, не будем терять время – его ведь не вернёшь, – сказал я.
Саша покорно уселся за стол, развернул тетрадку и посмотрел на меня, ожидая новых распоряжений.
– Начнём с безударных гласных, – объявил я и зашагал по комнате, мысленно воображая, что шагаю между рядами парт. – Гласные произносятся чётко и ясно лишь тогда, когда они находятся под ударением, – объяснял я. – В безударном положении они звучат ослаблено, неотчётливо. Чтобы правильно написать безударную гласную в корне, нужно изменить слово или подобрать другое слово того же корня так, чтобы эта гласная оказалась под ударением…
– Вот, например: вода – воды, тяжёлый – тяжесть, поседеть – – седенький… – насмешливым тоном продолжил мои объяснения Саша. – Так, да? Прямо по учебнику шпаришь?
Нет, он не так уж робел передо мной! В первый момент я, войдя в роль педагога, чуть было не сказал: «Хочешь что-нибудь спросить – подними руку!» Но вовремя удержался: пожалуй, Саша поднял бы руку и щёлкнул меня по затылку, чтобы сразу сбить с меня всю педагогическую важность.
– Значит, нужно слово изменить? – всё так же насмешливо спросил Саша. – Вот измени, пожалуйста, слово «инженер». А? Измени.
Я стал лихорадочно соображать, но слово «инженер» никак не изменялось.
– Это исключение, – сказал я. – Нужно просто запомнить это слово – и всё.
– А тогда измени слово «директор», чтобы безударная стала ударной.
Я снова и так и сяк повертел в уме слово, предложенное Сашей. Ничего не получалось.
– Это тоже исключение, – объяснил я. – И не перебивай, пожалуйста.
– А ты не забивай мне голову всякими правилами. Я их без тебя знаю, а пишу всё равно с ошибками. Ведь на каждое правило две тысячи исключений. Давай лучше диктанты писать.
Что было делать?
– Хорошо, возьмём первый попавшийся отрывок из Гоголя, – согласился я и раскрыл «первую попавшуюся» страницу, заложенную промокашкой – уже не чистой, а с пунктирными следами букв и расплывчатыми очертаниями клякс.
Я стал с выражением диктовать:
« – Поцелуйтесь со своею свиньёю…»
– Сам ты поцелуйся со свиньёю, если так диктовать собираешься! – разозлился вдруг Саша.
– Так с учителями не разговаривают! – в свою очередь, вспылил я.
– А что же ты каждую безударную как ударную произносишь? Прямо нажимаешь на неё изо всех сил. Сам говорил, что безударные звучат ослаблено, неотчётливо… Мне твои подсказки не нужны!
Я и в самом деле произносил каждое слово чуть ли не по складам и очень ясно выговаривал безударные гласные. Ведь мне всегда хотелось, чтобы именно так диктовали учителя.
– Ты по-человечески диктуй, – уже без всякой робости сказал Саша. Казалось, он вот-вот скажет: «А то как щёлкну!»
Тогда я стал диктовать очень быстро. Сашина ручка вновь остановилась.
– Не валяй дурака, – предупредил он. – Хочешь, чтобы я вообще ни одной буквы не разобрал? Так, что ли? Ты только одни безударные от меня прячь. Понятно?
Да, настоящим учителям и не снились, наверное, такие ученики!
Я диктовал, почти не заглядывая в книжку: весь отрывок был вызубрен наизусть. Саша удивился:
– Ты всего Гоголя, что ли, наизусть знаешь?
– Ну, не всего, конечно, – скромно ответил я. – Но довольно значительную часть его произведений…