Саша Лойе и черный маг

Саша смотрела на девочку. Ирине было одиннадцать лет, но она и на семилетнюю не тянула. Обритая голова лежала на белоснежной подушке и казалась непропорционально большой по сравнению с тщедушным телом. Тонкие руки покоились поверх одеяла, к венам на локтевом сгибе и под ключицей пластырями были прилеплены катетеры. Лицо девочки казалось посмертной маской: кожа мертвенно желтая, серые тени под глазами, бескровные губы. Саша смотрела на умирающую. Но перед внутренним взором женщины мелькнула другая картинка.

Морг. На каменном полу стоят два гроба. Взрослый — коричневого полированного дерева с белой обивкой из искусственного шелка. В гробу лежит покойник в костюме- тройке стального цвета, белой рубашке и галстуке в серо-синюю полоску. При жизни это был крупный красивый мужчина с приятным лицом, густыми светло-русыми волосами и прекрасной, прямо таки по-женски гладкой кожей. Бальзамировщики потрудились на славу. На лице почти не видны синяки и ссадины, полученные во время аварии. Он не выглядит мертвым, скорее спящим.

Рядом стоит маленький детский гробик — белый с серебряным позументом. В нем лежит маленькая красивая девочка, на ней белое кружевное платье с рукавами-фонариками и пышной юбочкой, перехваченной красным поясом. Волосы того же светло-русого цвета, что и у мужчины, рассыпаны по плечам, на макушке повязан белый бантик. Лицо девочки тоже хорошо загримировано, оно спокойное и почти живое. Мужчины и девочка удивительно похожи. Это отец и дочь.

Рядом с гробами сидит на стуле женщина. Она ловит свое отражение в стекле входной двери. Плечи по-старушечьи ссутулились, руки стиснуты в кулаки и лежат на коленях, ноги упираются носками туфель в пол, колени приподняты, а икры напряжены. Поза совершенно неестественная и наверняка неудобная.

У женщины худое хрупкое тело, затянутое в черное трикотажное платье. Немытые волосы висят сосульками по спине и плечам. Лицо ее некрасиво. Кожа землистого оттенка, опухшие от слез веки, одутловатые щеки. Глаза тусклые и мертвые, лишенные всякого выражения. Это даже и не глаза, а стеклянные бусины, пришитые к лицу.

Она смотрит на мужа и дочку. Ее губы чуть шевелятся и с них слетает одни и те же слова: "Простите, простите. Виновата, виновата. Простите, простите…"

Саша вздрогнула. Ее сердце на миг остановилось. А потом прошлое отломилось от настоящего, как отламывается льдина от почерневшего весеннего ледяного наста и подхваченная течением уплывает вниз по реке. Лишь одна мысль снова и снова отдавалась в мозгу женщины:

"Все, что произошло со мной в прошлом, не в счет. Девочка еще жива. Здесь и сейчас я могу помочь. Да, смерть уже пришла, и завтра будет поздно. Я никогда не бралась за людей, так близко стоящих к краю. Они могли потянуть меня за собой. Но эта девочка… Такая маленькая, но столько перенесла, так страдала. Дьявол, она ведь очень храбрая, продолжает сражаться. Каждая минута жизни — это борьба, и боль, и мука. За такую упрямицу стоит побороться. Даже со смертью. Она будет жить. Долго и счастливо. Я подлатаю ее астральное тело, и тем вылечу физическое. Все для этого у меня есть: ритуал, ингредиенты, формула, воля. А на выходе спасенная человеческая жизнь".

Но даже самой себе Саша не могла признаться, что эта девочка очень похожа на ее давно умершую дочь, которую она спасти не могла.

В палату вошел Михаил. Он посмотрел сначала на дочь, потом на Сашу. Женщина стояла в полутемной палате, здоровой рукой обхватив перила кровати так сильно, что костяшки побелели. Сейчас Саша не походила на проходимку, которая обвела вокруг пальца его охрану, с невиданной наглостью диктовала ему условия и потешалась над собственными увечьями. Лойе казалась маленькой, взъерошенной и усталой. Михаил и представить не мог, о чем она сейчас думает. Но Саша напоминала ему человека, которому разбередили старую рану, и он стойко переживает пытку, дышит сквозь муки, зная, что смерть побеждает боль.

Саша не глядя на него сказала:

— Я вам помогу. Если вас устроит цена.

— Сколько? — спросил Токарев.

Саша обозначила стоимость своих услуг равнозначную цене личного самолета. Токарев поперхнулся.

— Да вы в своем уме? Я за такие деньги куплю всю эту больницу, — ее наглость просто убивала.

— Вы можете купить хоть десять таких больниц. И ни в одной вам не помогут, — отпарировала Саша. — Я не обязана объяснять, но вам скажу. Если я возьмусь работать с вашей дочерью — это будет смертельно опасно. Она может утянуть меня за собой в могилу. Я осознанно иду на риск, это часть работы. Но цена включает этот риск, а потому я не торгуюсь. Решайте сейчас, — в ее голосе звенело раздражение и неприкрытая злость. — Так да или нет?

Михаил смотрел на сумасшедшую ведьму. Он сомневался в ней, в себе. Но у него и так ничего не осталось. Его дочь умрет у него на глазах. И он всю оставшуюся жизнь будет сомневаться, а все ли сделал для ее спасения. Нет, он не даст уйти ведьме, которая воскрешает людей. Пусть шанс один на миллион, пусть Михаил в это слабо верит, но надо попробовать.

— Да, я согласен, — выдохнул Токарев.