Саша Лойе и черный маг

Покинуть материальную оболочку можно разными способами. Например, медитировать, или молиться, или вакханской пляской вогнать себя в экстаз. Но это долго, трудно, а иногда и малоэффективно. С настоем погрузиться в транс проще и быстрее. Все равно что доехать на лифте на сотый этаж небоскреба, можно подняться вверх и по лестнице, но кому охота так надрываться?

Каждый раз перед ритуалом Сашу терзал страх, легонько словно перышком щекочущий внутренности и позвоночник. Сердце то пускалось в бешеный галоп, то пропускало удары. По телу прокатывалась нервная дрожь, кожа покрывалась липким потом. Хотелось все бросить, развернуться и уйти.

Вполне нормальная человеческая реакция — бояться и бежать от смерти. Впереди ждала бездна, знакомая и приветливая. Она ласково принимала каждого и уже не опускала назад. А Саша снова и снова выскальзывала из цепких объятий. Никогда это не было легко, и каждый раз хотелось остаться на той стороне.

Женщина закрыла глаза, сосредоточилась на дыхании. Глубокий вдох, медленный выдох, десять секунд до следующего вдоха. Она выжимала из своего разума страх как воду их губки, запирая его в подсознании. Саша очищала себя от гнева, ужаса и чувства вины. На душе становилось спокойно и пусто. Так и следует встречать смерть.

Ведьма осторожно потягивала настой. Крепкий, насыщенный и вкусом, и запахом, напиток был ужасно резок. Каждый глоток обжигал горло и давался с трудом.

Женщина подошла к Ирине. Закрепила на груди девочки маленькую свинцовую пентаграмму, точную копию той, что нарисовала на полу. Потом Лойе разделась, аккуратно повесила одежду на диванчик. Достала со дна сумки шаманский наряд.

Оргой, кожаная рубаха с навешенными на ней железными кружками и фигурками, вместе с бубном и зеркалом являлся непременным атрибутом шаманского ритуала. Экстатический транс не наступал, пока колдун оставался в обычной одежде. Наряд преображал шамана, превращая его в сверхчеловеческое существо. Давал ему новое "легкое" тело, с помощью которого можно было преодолеть мирское пространство и путешествовать в мире духов.

Кафтан сам по себе был обиталищем духов. Живущие в нем сущности подавали признаки жизни. Наряд вздрагивал, шевелился и звенел металлическими нашивками, которые совершенно не ржавели от времени.

Градусник в палате показывал двадцать четыре градуса, но Саша мерзла. Она надела кафтан прямо на голое тело. Заскорузлая оленья кожа, насквозь пропитанная потом прежних хозяев оргоя, ощутимо пованивала и неприятно терла кожу. Под рубашку Саша надела подгузники для взрослых. Она покидала свое тело на несколько дней. Но организм, даже погруженный в беспамятство, продолжал работать, в том числе испражняться. Чтобы не очнуться в луже собственных испражнений приходилось одевать памперсы.

Саша допила настой, тщательно сполоснула кружку и термос, сложила их в сумку. Затем зажгла свечи по краям пентакля и выключила в палате свет. Зажав бубен левой рукой, Лойе медленно пошла вокруг пентакля против часовой стрелки. При каждом движении металлические кольца и фигурки, пришитые к оргою, приглушенно позвякивали. Ведьма прибавила шагу и стала невысоко подпрыгивать, при каждом приземлении ударяя в бубен.

Вскоре металлический звон нашивок слился с гудением бубна и проник в ее тело. Удары сердца, дыхание, ток крови подчинились шаманской песне. Саша ощутила легкость в теле и сильное головокружение. Когда ноги перестали ее слушаться, женщина опустилась в центр пентакля.

Лежа на полу и глядя в медное зеркало, Лойе расфокусировала зрение и прислушалась. Молчание вдруг прервалось взрывом звериных криков. Рычание, вой, визг наполнили палату до такой степени, что задрожали стены. Этот шум раздавался как ритмический рык, постепенно переходя в глухое и отдаленное ворчание, чтобы затем возобновиться с новой силой.

Ведьма сосредоточенно вглядывалась в толи, пока не увидела в зеркале у себя за спиной размытые силуэты животных. Женщина различила огромного бурого медведя, белую волчицу и лохматого полярного песца. Звери беспокойно метались по пятачку пола и чуть не наступали на пентакль. Саша перевела взгляд на свое лицо и увидела, что черты расплываются, и в темно-красной поверхности отражается сова. Стрига отдала женщине "легкую" оболочку. Можно было лететь.

Душа выскользнула из тела, как шелковый платок, который за кончик вытаскивают из кармана. И Саша оказалась в нижнем пределе. Восприятие в этом срезе бытия изменилось. Предметы воспринимались слегка размытыми, с сильным золотым свечением по краям, будто в глаза били яркие лучи закатного солнца. Лойе парила под потолком, и воспринимала все сразу. Будто угол зрения расширился до 360 градусов. Она увидела свое тело, скорчившееся на пентакле, Ирину на кровати, а к окнам и двери льнули астральные обитатели.

Мужчины, женщины, дети… После смерти они теряли человеческий облик и превращались в расплывчатые, словно накрытые вуалью силуэты. Тени беспрестанно меняли форму, будто под порывами лишь ими ощутимого ветра.