Саша, Володя, Борис... История убийства

Он нашел его в мрачном расположении духа. Дело было недели за две до того, как конфликт Бориса с Путиным выплеснулся на первые полосы, но налет на офис Гусинского уже состоялся, и Саше было ясно, что Контора взяла власть и теперь будет крушить всех по списку: журналистов, защитников чеченцев, евреев и олигархов — начиная с Гусинского и Бориса, которые сочетают в себе все вышеперечисленные особенности.

Тем временем Сашин судебный процесс продолжался в лучших традициях Кафки, безо всякой надежды на завершение: теперь он отбивался от третьего по счету уголовного обвинения. После того как в декабре его выпустили из Бутырки под подписку, обвинение в том, что он кого-то побил на московском рынке, с треском развалилось. Выяснилось, что в тот день ФСБ действительно разгромила рынок, но Саша находился за тысячи километров от места событий, в Армении, где участвовал в перехвате пяти грузовиков с оружием, шедших в Чечню. Армянское министерство безопасности подтвердило алиби, и судья закрыл дело, несмотря на “показания” двух свидетелей.

Однако в тот же день ему было предъявлено новое обвинение: будто бы несколько лет назад, проводя следствие в Костроме, Саша похитил в ФСБ энное количество взрывчатки и подложил “объекту”, чтобы было основание его арестовать. У Саши вновь взяли подписку о невыезде.

Новое дело было гораздо серьезнее, чем два предыдущих, потому что суд должен был состояться не в Москве. Костромской судья едва ли устоит перед давлением ФСБ, как смогли это сделать московские судьи.

Проведя вечер с меланхоличным Сашей и Мариной, Фельштинский решил поговорить с источником проблемы, то есть с ФСБ, и узнать, что нужно сделать, чтобы Сашу оставили в покое. Тогда еще никто не знал о разрыве Березовского с Путиным, и Фельштинский воспользовался репутацией Бориса как серого кардинала Кремля.

Через пару дней он уже ужинал с отставным генералом Евгением Хохольковым, бывшим начальником УРПО. Хохольков принял Юрия в своем ресторане на Кутузовском проспекте, который даже закрыл в этот вечер для посетителей. Он явно видел в госте эмиссара Березовского — человека, “ногой открывающего дверь” в кабинет к президенту.

Много лет спустя со скрупулезностью историка Фельштинский пересказал мне их разговор, состоявшийся 22 мая 2000 года. Хохольков держался дружелюбно и уверенно. Он не делал секрета из того, что поддерживает самые тесные связи с Конторой. Было похоже, что он имеет полномочия от кого-то “внутри”, так как все время ссылался на “нашу позицию”.

Да, мы понимаем, что Борис — важный и влиятельный человек, и мы согласны, что нет никакого смысла продолжать боевые действия. Пора забыть старые обиды, хотя кое-что еще можно исправить. Например, Борис мог бы посодействовать, чтобы вернули в строй офицеров, незаслуженно пострадавших из-за “дела УРПО”.

Но что касается Литвиненко, уж извините, Юрий Георгиевич, это не обсуждается. Он предал систему и должен за это ответить. В этом деле не может быть срока давности. Я лично свернул бы ему шею, если б встретил в темном переулке, любой из нас так бы поступил. Я надеюсь, вы хорошо себя чувствуете в Москве, наслаждаетесь, так сказать, воздухом Родины после стольких лет в Америке?

Через пару дней Фельштинский вновь встретился с Сашей. Он не сказал ему о разрыве между Борисом и Путиным, но изложил свой разговор с Хохольковым.

— Думаю, Саша, что Борис не сможет долго тебя прикрывать, — сказал он. — Ты ведь сам говоришь, что Путину нельзя верить. По-моему, тебе стоит подумать об отъезде. Эмиграция это, конечно, не сахар, но все же лучше, чем сидеть в тюрьме, не говоря уже о том, что можно оказаться в канаве с проломленным черепом.

— Ну что я буду делать за границей? Я ни одного языка не знаю.

— С твоими талантами можешь, на худой конец, водить такси. Книгу можем написать вместе. Твои истории того стоят.

Саша тогда не смог ни на что решиться, и они договорились, что когда он “созреет,” то даст Фельштинскому знать, и тот поможет организовать отъезд.