Саша, Володя, Борис...

В мемуарной литературе ходит рассказ о том, как однажды лидер формалистов Шкловский на одном из диспутов с соцреалистами сказал: “На вашей стороне армия и флот, а нас четыре человека — что же вы так боитесь?” Перефразируя Шкловского, Саша Литвиненко сказал, что против нашего безнадежного предприятия Кремль задействовал “армию и флот” — могучие ресурсы российских спецслужб.

— Спецслужба предназначена для того, чтобы бороться с другой спецслужбой, — развил он свою мысль в интервью “Нью-Йорк Таймс” в 2004 году. — Когда спецслужба работает против отдельного человека, у него нет шансов.

Саша был фаталистом. Его сиюминутная жизнерадостность удивительным образом уживалась с глубоким долгосрочным пессимизмом. Марину, впрочем, он успокаивал, объясняя, что спецоперации обычно бывают направлены против первых лиц, поэтому, если говорить о возможной спецоперации ФСБ в Лондоне, то в первую очередь остерегаться надо Борису и Ахмеду, а ему уже во вторую.

— К тому же, дорогая, у меня нюх, как у собаки, — убеждал он ее. — Если появится опасность, то я ее вовремя почую.

Я не разделял Сашиных опасений, считая, что в Лондоне вся компания находится в полной безопасности. Что же касается тех, кто был в России, мне не верилось, что против горстки маргинальных политиков и журналистов Кремль пустит в ход силы и средства, предназначенные для борьбы со шпионами и террористами, то есть попросту начнет их убивать. Мой опыт сложился в брежневские времена, когда диссидентов не убивали, а сажали в тюрьму или в психушки; этого я ожидал и в данном случае. Поэтому когда в Москве начали происходить загадочные убийства наших друзей, я не соглашался с Сашиными версиями. Каждое из этих убийств имело “неконспирологическое” объяснение, а их череда могла быть случайным совпадением. Только его собственная смерть убедила меня в том, что он был прав. Он так и не успел сказать: “Вот видишь, ведь я же предупреждал!”, но последнее слово в этом споре осталось за ним.

УТРОМ 21 АВГУСТА 2002 года депутат Госдумы и член руководства “Либеральной России” сорокапятилетний Владимир Головлев вышел из своего дома в районе Митино прогуляться с собакой. Домой он не вернулся: около восьми утра он был убит двумя выстрелами в упор на безлюдной тропинке в лесопарке напротив дома. Следователь Михаил Авдюков сообщил журналистам, что покушавшихся было двое, но кроме гильз, валявшихся рядом с телом, других следов не обнаружилось. Два телохранителя, которые обычно сопровождали Головлева, по непонятным причинам в то утро на работу не пришли.

До сих пор не появилось ничего, что прояснило бы обстоятельства гибели Головлева — не первого и не последнего из шумных нераскрытых убийств, время от времени сотрясающих Россию. Но оно стало первым из серии ударов, обрушившихся на наш лагерь.

Годом раньше Головлев вместе с Юшенковым появились у Березовского в Шато-де-ля-Гаруп с предложением создать оппозиционную партию. Головлева считали “денежным мешком” Юшенкова, но на новую партию требовалось гораздо больше ресурсов, чем он мог себе позволить. Говорили, что его благосостояние уходит корнями в туманные времена приватизации начала 90-х, когда он был “человеком Чубайса” — председателем Комитета по управлению госимуществом (КУГИ) Челябинской области. Незадолго до убийства его вызывали в прокуратуру на допрос по делу о коррупции в Челябинске. Тогда он заявил, что обнародует сенсационные материалы, касающиеся происхождения многих челябинских состояний. Большинство сторонних наблюдателей сходились на том, что убийство было связано с какими-то его старыми приватизационными делами.

Юшенков однако утверждал, что вызов в прокуратуру, как и само убийство, были местью за участие Головлева в “Либеральной России” и сотрудничество с Березовским.

Появилась и третья версия. Ее обнародовал в газете “Московский Комсомолец” Александр Хинштейн, журналист, слывший рупором спецслужб — тот самый, который когда-то опубликовал “расшифровку” разговора Березовского с Удуговым. Хинштейн утверждал, что причиной убийства стала внутрипартийная борьба в “Либеральной России”. И тут он назвал мою фамилию: “Упорно замалчиваемый либералами [внутренний] конфликт рассматривается следствием как один из наиболее вероятных мотивов преступления. Эта версия напрямую связана с ближайшим сподвижником Березовского, американцем Александром Гольдфарбом”.

Далее я с интересом прочел, что будто бы вместе с московским представителем “Фонда гражданских свобод” Павлом Арсеньевым я похитил из кассы “Либеральной России” 12 миллионов 700 тысяч долларов, а Головлев об этом узнал и собирался рассказать Березовскому. Тогда я приказал Арсеньеву убрать Головлева.

Автор был хорошо осведомлен: Арсеньев действительно был моим ближайшим сотрудником в Москве еще со времен Фонда Сороса, и я пытался продвинуть его на должность Исполнительного директора “Либеральной России”. Между ним и Головлевым и вправду наблюдалось соперничество за контроль над аппаратом новой партии.