Сашенька

Максим ловко соскочил с мотоцикла, снял шлем и пригладил волосы. Так он больше походил на «металлиста» восьмидесятых, чем на историка. Он первым вошел в прохладный мраморный вестибюль, Катенька за ним. В вестибюле лепились торговые точки, где продавали компакт-диски «Бон Джови», кепки и шляпы, перчатки — почти как на толкучке в былые времена. Но в глубине вестибюля, у лифтов, охраняемых двумя совсем юными солдатиками, стоял мраморный бюст Ленина. Макс предъявил свой читательский билет, Катенька — паспорт. Взамен паспорта ей выдали разовый талон.

Максим повел ее вверх по лестнице. Мимо столовой, где было душно и пахло борщом, к лифтам, которые с пыхтением доставили их еще выше, — Катенька не успела даже оглянуться, как Максим завел ее в читальный зал со стеклянными стенами и удивительным видом на Москву.

— Нет времени любоваться крышами, — прошептал он, когда старые коммунисты неодобрительно посмотрели на них, оторвавшись на время от документов. — У нас есть тут местечко.

Они сели в уголке, закрытом от посторонних глаз стеллажами с книгами.

— Жди здесь, — велел он. Она с улыбкой слушала, как громко скрипит при ходьбе его байкерский прикид.

Через минуту он вернулся с кипой коричневых папок и сел возле Катеньки. От него приятно пахло кожей, кофе, бензином и лимонным одеколоном.

— Это, — прошептал он, — партийный архив.

Видишь эти папки с шифром 558? Это личный архив Сталина. Официально он закрыт, и не думаю, что его когда-нибудь откроют. — Он бросил ей первую папку.

— Я раньше просматривал эти документы и заметил фамилию Сатинова. Когда написано, что дело направлено в Центральный комитет, это означало: лично товарищу Сталину. Здесь все, что писали Сталину. Ну же, Катенька, смотри на букву «С».

Она открыла папку и обнаружила записку с пометкой Поскребышева:

«5-го мая 1939 года, 21.00.

Тов. И. В. Сталину

Совершенно секретно. Мне стало известно, что т. И. Н. Палицын распорядился организовать наблюдение за своей женой Александрой — членом ВКП( б) , не согласовав это ни с Политбюро, ни со мной как наркомом.

Подпись: Л. П. Берия, комиссар госбезопасности первого ранга, нарком внутренних дел СССР».

— Видишь, — начал объяснять Максим, — до Берии дошло, что Палицын следит за своей женой.

— Как он мог узнать?

— Вероятно, из-за крошечной бюрократической ошибки.

Для Берии всегда делались копии прослушанных разговоров, и уже он решал, какие из них направлять Сталину. Палицын, ополоумев от ревности, приказал записи разговоров жены показывать ему лично, только ему. Помнишь, он написал: «Копий не делать»? Возможно, секретарь, как обычно случается с секретарями, забыл и по привычке отправил копии пленок Берии, который по законам того времени вынужден был доложить лично Сталину о таком вопиющем нарушении правил в отношении партийной номенклатуры. Берия не испытывал ни малейшей враждебности к Палицыным. Более того, он знал, что после ужина на майские праздники Сталин поотечески симпатизировал Сашеньке. Видишь? — Максим постучал по листку. — Тон записки абсолютно нейтральный. Сталин часто терпимо относился — а порой и с юмором — к семейным сплетням.

— Но потом он прочел записи разговоров?

«Товарищу И. Н. Палицыну, комиссару госбезопасности третьего ранга

Согласно вашему приказанию было установлено наблюдение за Александрой Цейтлиной- Палицыной и прослушивание номера 403 гостиницы «Метрополь».

4 мая 1939 года

12.00

Цейтлина- Палицына вышла из своего кабинета на Петровке и направилась к «Метрополю», поднялась на лифте, вошла в номер 403.

12.15 в этот же номер вошел писатель Беня Гольден. Ушли по отдельности в 15.03. Обед и вино были доставлены в номер».

Катенька перевернула страницу и увидела место, помеченное красным карандашом.

«Гольден: Господи! Как я тебя люблю. Я так люблю тебя, Сашенька!

Александра Цейтлина- Палицына: Не могу поверить, что я здесь.

Гольден: Что такое, дорогая? Я не порадовал тебя в прошлый раз? Разве ты не выкрикивала мое имя?