Сашка

Владимир Зюкин Сашка

Часть первая

Глава I. С бабушкой

1

Жителей горняцкого городка кормила работа в шахте. Иные кур и коров при доме держали, имели приусадебные участки или в тайге, что видна была из города, промышляли. На шахтах труд ручной преобладал. И было в моде «стахановское» движение. О победах трудовых сообщали газеты, фотографии передовиков украшали Доску Почёта. Порой шахтёрам специально создавались условия в забое с прицелом на громкий рекорд: с помощью цифр рекорда корректировался месячный план.

В центре города располагался рынок. Приезжие крестьяне снабжали городское население продуктами – растительными, мясными, молочными. Как-то осенним, погожим днём пожилая баба бродила в людской толпе рынка.

– Васёк! – прокричала она, подойди!

Плюясь ореховой скорлупкой, неспешно подошёл к ней паренёк высокого роста:

– Мам, денежек подкинь, конфет куплю сёстрам.

– А что, разве отец не дал копеек?

– Нет.

– У, жадный… – Ухмыльнулась бабка, потянув парня за рукав рубахи. – А мы лучше жмыху купим.

Пробившись к телеге, заваленной мешками, бабка сторговала у крестьянина полпуда жмыха. Парень кинул мешок на плечо.

– Погоди, Вася! – задержал его белобрысый парень. – Почему Ксюша школу пропустила? Не заболела?

– Так она тебя ждала, у окошка утром просидела… Зашёл бы… – улыбаясь, ответил Васька.

– А если не стану заходить, школу бросит?

– Смешно…

Плюнув под ноги, Васька догнал мать.

– Мам, Ерёмин о сестре спрашивал. Видел бы, как поленом ты по ней…

– Так она у нас шалава, вот и заслужила! – ответила мать.

Васька оставил мешок на крыльце. Застучало в сарае ведро – бабка уже села под корову. А в горнице отмытый пол играл с лучами солнца, влетающими в окно. В кухне девочка, с косичками, двигала чёрный чугун на плите. Возмутилась:

– Чего мешок на крыльце делает?

– Анька, в школу опоздаешь, – отмахнулся от неё брат.

Девочка сунула тетрадь и книжку под мышку и выбежала на крыльцо.

– Пойду, мам! – пропищала.

Услышала в ответ:

– Иди, дочь, иди.

2

Солнце коснулось горизонта. Парни и девчата столпились в городском парке у танцплощадки. Ветерок качал ветви берёз, и они как бы дирижировали музыкантам. Одиноко стоял блондин.

– Скучаешь, Витя? – к нему обратился парень чубатый, ведя рыжую девушку под ручку.

– Ждёт Ксюшку, – хихикнула девушка. – Зря ждёт: не отпустит её мать.

"Точно, не отпустит…" – грустил Ерёмин. Он, выйдя из парка, закурил; потом пошёл по дороге к избе, где проживала его Ксюша, открыл калитку. Всё знакомо ему здесь – и лавка у окна, и камень для соления капусты, валяющийся у бочки с водой. «Погожу, вдруг выглянет. Эх, жениться бы, учиться брошу, пойду работать – и так уж куском попрекают» – подумал.

А в соседском дому, где жил блондин, плыл запах борща, заправленного опятами. Тускло светила лампочка в кухне, висящая на облепленном мухами тонком проводе. На стене повисли вязанки лука, их щупал с табуретки старик Ефим Ерёмин. У духовки грела зад Еремеиха. Жидкие волосы её болтались на шее, лохматые брови ползли к векам, лоб бороздили морщины.

– Пора ужинать, – она повернулась к мужу.

– Маньки и Витьки нет…

– Манька ушла за брагой, к Рязанчихе. Да вон идёт…

– От Рязанчихи? – спросил Ефим появившуюся дочку, сойдя с табурета.

– От неё, – писклявый голосок. Нос девушки смешно сморщился, почуяв запах грибов.

– Рассказывай, что там у них? – обратилась к дочке Еремеиха, покосившись на банку с бурдой. – Дома сам?

– Нет, а другие дома – Аня за учебником, тётя Агата стирает, а Ксюша ревёт, как тёлка, – выпалила Манька.

– Ревёт? – спросил Ефим.

– Из дома не выпустили, – отвечала, хихикнув Манька.

– Из-за Витьки мать дочку гложет, – сказала Еремеиха, покачав головой.

– И никого не гложет тётя Агата, а стирается, – засмеялась Манька.

– Давайте жрать, будя языками чесать! – призвал Ефим.

Манька наполнила миски. Ефим кривыми пальцами подтянул миску ближе к себе:

– Вкусно! А Витька не похлебает горячего, где черти носят…

– Известно где, – сказала Еремеиха, хмыкнув. – Рубаху приодел чистую, знамо, около её дома крутится.

– А парочка ничего! – Ефим высказался. – И тебе девка по нраву; может, поженим. Признайся, сама про то думаешь…

– Не знаю… Наш гол, как сокол, голу возьмет, с голоду и подохнут.

– Болтай… – возмутился Ефим. – Витька не калека, да и работящий.

Запахло картошкой, тушённой с мясом.

– Старая, бражки налей. Забыла, что ль? – встрепенулся Ефим.

– Заболталась. Манька, разлей по стаканам, а я огурцов наложу.

3

Виктор загрустил, стоя у дверей соседского дома. А в доме бабка, которая на рынке купила жмых – соседки за рассудительность обращались к ней по имени-отчеству – младшую дочку шёпотом отправляла в ограду развесить бельё; но старшая дочь это подслушала.

– Бельё и я могла бы развесить, – ломая пальцы, сказала она, входя в кухню.

– К белобрысому намылилась? Не пущу! Сиди дома.

– Мама, мне разве пять лет? И когда перестанешь мне поперёк дороги вставать?

– Школу закончи, шалава! Рвётся…. Пришибу!

Старуха выхватила полено из поленницы. Ксения выбежала за дверь.

Виктор увидел её.

– Ксения!

– Пошли отсюда…