Сашка

И чем дальше, тем чаще они возникают. Как это проверить? Да выглянуть и осмотреться. Боец, набираясь духу, выглядывает и, быстро осмотревшись, ныряет обратно в защищённую ячейку. Но дело в том, что и у остальных такие же мысли, и они тоже выглядывают посмотреть, что вокруг происходит. Причём очень многие выживают при обстреле, так как попасть в такую стрелковую ячейку сложно. Потери от подобного обстрела редко превышают пятнадцать – двадцать процентов. Но одновременно все бойцы выглянуть не могут, тут не сговоришься, потому выглядывают в разное время и друг друга просто не видят. Да и видимость из-за поднятой пыли и земли небольшая. В результате новые панические мысли. Все погибли, я один остался. Находится самый малодушный, такой всегда есть. Он выскакивает из окопа и бежит в тыл. Другой боец, выглянув в очередной раз, видит его и сразу же дум ает: нас двое осталось, не погибать же мне одному. И он бежит следом. Но так думают и другие бойцы, сидящие в других ячейках, они, выглянув, видят их, и бегство принимает массовость. Некоторые бойцы, видя их, думают, что был приказ об отходе, а они не слышали из-за грохота обстрела, там и свой крик не услышишь, поэтому присоединяются. В ячейках обычно остаются процентов пятнадцать самых стойких бойцов, они и принимают немцев, когда обстрел заканчивается и немецкая пехота приближается. Повезёт, отобьют первую атаку, вторую уже не переживает никто, добивают обстрелом по выявленным огневым точкам, и пехота завершает уничтожение батальона. Тех, кто убежал, встречают в тылу. Если есть командиры, им мажут лоб зелёнкой, из остальных формируют сводный батальон, пополняют, придают других командиров и снова сажают в оборону. В этот раз бойцы, побывавшие в бою, уже стойче держат оборону и бегут меньше. Вот так постепенно те получают бесценный боевой опыт. Тех, кто доживает, единицы. По сравнению со стрелковыми ячейками окопы – это совсем другое дело. То есть бойцы могут перемещаться, в бою, если закончились боеприпасы, не нужно вылезать наружу и ползти под пулями и осколками к соседней ячейке, чтобы забрать у погибшего друга патроны и гранаты. А так – пробежался, лежит убитый боец, подбежал, пуст, кто-то раньше успел, к другому, у этого есть патроны, и дальше ведёшь бой. Во время обстрела политрук сможет обходить бойцов, поднимать моральный дух, это, кстати, их работа, там шуточку скажет, тут сигареткой угостит. Бойцам легче, и они уже увереннее смотрят на мир и яростнее держат оборону. Вот вроде бы такая разница между стрелковыми ячейками и окопами, а реальность показывает, что именно окопы позволяют строить оборону крепче, и это, кстати, все фронтовики признают. Я вам расскажу такую историю. Она о батальоне капитана Гаврилова, двести шестой стрелковый полк семнадцатой стрелковой дивизии. За неделю очень тяжёлых боёв его батальон понёс потери в двадцать процентов численного состава, притом немцы, атакуя его позиции, потеряли два пехотных полка и тридцать танков. Не возможно, кто-то скажет? Не реально? А я объясню, как он воевал, и любой командир сможет это повторить. Первое: у капитана всегда позиции были выстроены с полнопрофильными окопами, он ещё не ленился и оборудовал ложные позиции с окопами по колено, это для авиаразведки. Когда немцы подходили к позициям, их в упор встречали плотным злым огнём. Те несли потери и откатывались. Обычно дальше другие советские подразделения РККА сидят на месте, но капитан так не действовал, зачем ему держать людей под обстрелом, получая убитых, раненых и контуженых? Поэтому он отводил бойцов в тыл метров на пятьсот, там заранее были вырыты противовоздушные щели, а на позициях он оставлял наблюдателей и часть пулемётчиков, чтобы они остановили немцев, если те приблизятся к позициям, а батальон ещё не успел занять окопы. Вот так батальон спокойно пережидал в стороне, и немцы били артиллерией и сбрасывали бомбы с неба на пустые позиции. Как только огонь стихал, бойцы бегом возвращались на позиции, если были раненые и убитые среди наблюдателей отправляли их в тыл и восстанавливали на скорую руку окопы. Немцы подходили, будучи уверенными, что с батальоном покончено, и когда их подпускали поближе, те нарывались на огонь в упор и несли страшные потери. Причём бойцы не стреляли с одного места, а постоянно перемещались. Немцы воевать умели, засекали позицию пулемёта и сосредотачивали на нём огонь, чтобы уничтожить. Но пулемётчиков там уже не было; выпустив ленту, они уже давно поменяли позицию и открывали огонь с другого места. Также действовали и другие бойцы. Гаврилов всем вбивал в голову: задержитесь со сменой позиций – убьют, часто меняйте их, и те меняли. Своего командира бойцы боготворили и за дело его любили. Постоянное перемещение, постоянный огонь. Потери в этом случае минимальны, немцы просто не могли подавить огневые точки: когда они стреляли по ним, там уже никого не было. Так же и с противотанковыми пушками: не больше пяти выстрелов с одного места, оружие на передки на запасную позицию. За неделю была потеряна только одна пушка. Немцы снова откатываются, но и бойцы покидают позиции, однако уходят совсем. Отходят километров на пять, где готовы новые позиции и окопы. Обычно одна рота у капитана в бою не участвует, а в тылу готовит новые позиции. Дальше снова немцы нарываются на огонь батальона на новых позициях и терпят потери. И так неделю. Немцы тоже не дураки и разобрались, что личный состав пережидает обстрел в тылу, но и Гаврилов не зря шпалы носил, он часто оставлял бойцов на основных позициях. После лёгкого обстрела немцы переносили огонь в тыл и обрушивали туда огромное количество боеприпасов. Хорошо воевали гавриловцы, геройски, многим будучи примером, однако батальон всё же погиб. Погиб по простой причине – перестали подвозить боеприпасы. Бойцы снимали их с немцев, ползая к убитым, хоть так отбиваться. Протянули ещё сутки, но и их ненадолго хватало. Батальон был рассеян, комбат погиб, бросился с гранатой под танк, остатки подразделения вышли к своим. Вот с одним из бойцов я и пообщался в госпитале. Как видите, тактика довольно проста, и её легко можно повторить при хорошем снабжении и крепком тыле, только вот никому это не надо, от того и потери такие, и отходят наши войска всё дальше и дальше. Я не ругаю бойцов, есть за что ими гордиться. Когда один батальон упорно держит оборону, то и их соседи, готовые вот-вот бежать, видя такую самоотверженную отвагу, заражаются такой же уверенностью и тоже держатся. Потом уже они в другом месте, держа упорно оборону, заражают другие части, показывая примером, как надо драться и не отступать. Постепенно это всё расползается по дивизиям, корпусам, и те учатся воевать, страх перед немцами проходит, но пока это не по всем частям разошлось, вот немцы, находя слабые участки, и прорываются, заставляя наши войска отступать, чтобы выпрямить линию фронта и не попасть в окружение. Многие их боятся, окружения, даже появилось такое выражение – «окружениебоязнь», «танкобоязнь» или «самолётобоязнь», но этого не не стоит бояться, нужно взять себя в руки. Я бы рассказал и историю о пограничниках, которые шли за откатывающимся фронтом, и что они творили у немцев в тылу, за два месяца уничтожив больше двух тысяч солдат, сотню танков, около пятисот грузовиков. Их было всего двенадцать, и действовали они одним только стрелковым оружием. Но их командир умел думать, он использовал свои наработки, и очень успешно. Сейчас я не буду рассказывать, как они действовали, времени нет. Но это действительно очень интересно и познавательно. Кстати, я общался в том же госпитале с одним капитаном-пограничником, Антоном Гордеевым, который рассказал, что из всех пограничников, которые встретили немцев утром двадцать второго июня на западной границе, уцелел всего один процент состава. Вдумайтесь: один процент! Это элита. Они дрались у своих застав, не отходя без приказа, и погибали, редко к кому прорывалась помощь. Причём их стойкость была такова, что командование вермахта издало приказ и распространило его по всем войскам. Звучит он так, цитирую слова Гордеева: «Зелёные фуражки в плен не брать». Это как же надо было довести немцев, чтобы они издали такой приказ?! А так, парни молодцы, только жалко их. Герои.