Сашка

Прошло какое-то время. Сашка сидел за столом, на котором пыхтел блестящий самовар. Ноги ему согревали тапочки. Тётя положила ему на тарелку ватрушки и налила чаю в красиво разрисованную чашечку, забелив чай молоком. Сашка выпил чай, но тётя стала его уговаривать скушать хотя бы одну ватрушку, перестав стесняться. Тогда Сашка, глянув на дядю Лёшу, сказал:

– У меня ещё с того живот полный.

Котлета в его кармане развалилась, карман прилип к боку. «Дела идут хорошо, если б не котлета» – подумал он. Пришёл дед и выставил на стол полдюжины бутылок.

– Куда столько зелья? – спросила тётя.

– Отмечать будем! – потёр ладони дед.

После чая Сашку потянуло ко сну. Приметив это, тётя повела его в другую комнату, где стояла кровать с расправленной постелью. Едва коснувшись подушки, Сашка уснул.

4

И куда только не заносит человека судьба. Иногда так его намотает по свету, оторвав от друзей и родных, что многое стирается у него из памяти. Многое, но не главное.

Эдуард Трофимович, выпив вина, ладонь положил на плечо брата и, избрав поучительный тон, сказал:

– Лёша, я, как старший брат, желаю тебе добра. Оставь этот Север – ну что ты привлекательного нашёл в Заполярье?

– Эдик, – возразил Алексей Трофимович, – о чём ты? Ведь ты ничего не знаешь. -Послушай…

– Нет! – перебил его Эдуард Трофимович. – Послушай сначала меня, а потом расскажешь.

Алексей Трофимович устремил взгляд на брата.

– Конечно, не знаю, с кем ты, но… Одним словом, – махнул рукой Эдуард Трофимович, – недавно побывал я в Ленинграде и, представляешь, встретил там Машу. – Он хитро улыбнулся.

При имени её у Алексея Трофимовича загорелся румянец на лице, глаза его засияли от желания узнать подробности.

– Где же ты её встретил? – глухим голосом спросил он.

– В нашем главном Управлении, – ответил брат, улыбаясь. – И она сразу стала умолять меня сообщить, где ты. И сказала, что понять не может, отчего ты вдруг исчез, а ещё сказала, что жалеет об одном, что не нашла тебя.

– И что ты ей ответил?

– Ну что я мог ответить? Я ничего не знал о тебе. Так и сказал. Она сразу рыдать… Но я плохой утешитель, ляпнул, что пора бы ей тебя забыть… Эх, Лёшка, Лёшка, меня бы такая женщина полюбила, птицей бы помчался к ней.

– Но что дальше, брат?

– Дальше? Да она после моих слов так глянула на меня… И знаешь, что сказала? Что не забывала тебя никогда.

Алексей Трофимович, туманно глядя на стакан, через силу, сказал:

– У меня другая женщина… Мать этого ребёнка. – Произнося это, он мыслями был в Ленинграде. – Она выжить мне помогла, понимаешь? – Говорил, а мыслями был в Ленинграде.

– Конечно, надо всегда оставаться человеком…– согласился брат. – Но ведь у тебя с Машенькой была любовь…

– Эх, брат… – ответил Алексей Трофимович, скривив губы в печальной усмешке. – И что же ты ещё сказал ей?

– Что я мог ей ещё сказать? – уже нехотя сказал Эдуард Трофимович. – Что ты исчез…

– Я исчез? Да меня арестовали… Арестовали и отправили на Север. Я не мог ни тебе, ни ей дать весточку. Арестовали по политической статье, точней, за баловство юношеское… – Он умолк, налил вина, выпил, и продолжил: – Представь, двести километров гнали нас по тундре пешком… На тридцать шесть арестантов двенадцать конвоиров. – И топали мы под дулами автоматов, не веря, что будет конец пути.

Опьяневшему, ему хотелось говорить и говорить о тяжести лишений.

– Что скажешь тут? – продолжил он. – Только то, что плохого много, а хорошего нет… Хотя, когда дом первый отстроили и перешли в него из дырявых палаток, конечно, радовались, пусть и был он из досок и продувался ветрами. Потом проложили железную дорогу до Дудинки, поезда стали ходить. Я там и остался – сначала стрелочником, обходчиком, потом диспетчером станции. Теперь начальствую на станции второго Норильска. Зэков и сейчас везут. А жена моя, Ксения Семёновна, сама приехала. Познакомились, поженились… Она призналась, что у неё на Большой земле два мальчика, пока живут у матери. Вот я и решил одного привезти на Север. Паренёк хороший. Эх, жизнь…– Он вздохнул, и, помолчав, продолжил. – Меня освободили, но без разрешения выезжать на Большую землю я не имею права. Вот так, брат. Отпустили съездить за мальчиком.

– Это несправедливо, – пробасил дед, хмуря лохматые брови. – Тебя освободили, так чего не дают шагу ступить? Что наверху глядят? Раз пятьдесят восьмая, так на всю жизнь? И конца доброго человеку не видать?

– Будет конец извращенцам! – сжимая кулак, проговорил Эдуард Трофимович. – Придут люди, которые мракобесие осудят…

– Свершились бы думы твои! – выдохнул старик, наполняя вином стакан. – Лексей, ты мальчиком бренчал на гитаре, – на стенке вон висит, лет десять на ней не играли, спробуй.

Алексей Трофимович принялся настраивать гитару, и она запела, словно плохое настроение сменила на хорошее.

– Давай-ка ту, которую твой батя покойный любил, – попросил дед.

Алексей Трофимович заиграл старинную мелодию.