Сашка. Книга вторая

В зону прибыл он с гитарой – её передала ему Люба. Там он увидел Вовкиного дружка, грузина Алика. Тот как будто Сашке обрадовался, усадил за столик и накормил ломтями жёлтого сала, окороком и консервами, поставил даже бутылку водки. Сашка понял, что Алик здесь в авторитете. Оказалось, у него немалый срок, несмотря на то, что мать его в Грузии работала прокурором и связь с Москвой, конечно, поддерживала. Знакомство с Аликом, да и музыкальные способности помогли Сашке безболезненно вжиться в порядок зоны. Сразу же нашлось место в небольшом оркестре, в котором Алик спасался от скуки, посадив себя за барабан. И работу Сашке дали нетрудную: катать вагонетку со стружкой из мебельного цеха к котельной. Командовал котельной сутулый, с глазами навыкате, зэк, которому сидеть оставалось три года. Оглядев цех и покричав недолго, он шёл наверх, в свою каморку, неся напряжённо плечи, как будто на них навалили камень. Издалека он казался стариком, хотя было ему тридцать лет. Иногда в котельную приходил теплотехник, накинув на форму лёгкую куртку. Помня о случае, когда до него придирчивого теплотехника сожгли в топке, он поддерживал дружеские отношения с заключёнными, передавал им с воли чай и курево. Близко к котельной располагался сушильный цех, где сохранялось тепло и приятно пахло досками. Здесь шестнадцатый год правил худой и сморщенный от постоянного чефира зэк, отзывающийся на имя Лёха. Густой чефир он заваривал в кочегарке, в жестяной, высокой банке. Чефир – всем был здесь другом: развеселит и кровь погоняет. Называли его «купеческим чаем».

Итак, вжился в лагерную жизнь Сашка, но… Недавняя воля, где он какие-то строил планы и свободное время отдавал любимой музыке, чтению книг и влечению молодости, – эта оставалось в душе. По совету Алика он поступил учиться на кочегара, чтобы зимой оказаться в тепле. Вечерами читал, чувствуя, что книги, не как другим, заменяют ему и чефир, и картёжные игры, и слушанье тупых пересказов чьих-то историй. Одновременно ему пришло в голову излагать мысли с помощью дневниковых записей. Эту мысль подогревала мечта когда-нибудь описать о долгих своих мытарствах. Вскоре привычка вести дневниковую запись укрепилась в нём и превратилась в необременительную необходимость.

Дневниковые записи Сашки Ерёмина

10 Сентября

Подошла осень. На репетиции только мешал оркестру: одолевали мысли. Снова подкинула судьба мне испытание, через которое, думал, уже прошёл. Нет писем от Любы. Понятно. Болят руки: накануне пришлось таскать носилки с песком. Записаться нужно бы в школу – меньше будет времени на раздумья.

15 Сентября

Мог проспать на работу. Во сне видел Вовку – как будто я маленький, а он принёс мне конфеты. Алика посетила мать. Люба не пишет. Скорее всего, скрутилась… Попрошусь о переводе меня из котельной в станочный цех – в нём больше заработок. В последние дни стали плохо кормить – сегодня на обед принесли кусок ржаного хлеба и чашку баланды. И в ларьке ничего нет, даже хлеба. Зато приятно пройтись по воздуху: обдувает ветерок, приходит ощущенье свободы. Я её легко потерял… Здесь, впрочем, как и я, многие сели совершенно случайно. Правду говорят: не зарекайся от тюрьмы. А чаще попадает сюда тот, кто по течению плыл. Таких пловцов тащит на пороги. Плыть нужно по-всякому – и против течения. Такая у меня появилась диалектика. Набрался словечек, грамотей с начальным образованием. Напишу Любаше ещё письмо. Алик сегодня сорвал репетицию: ключи от инструментов были у него, но он ушёл на свидание с матерью. Я близко подошёл к забору, где вахта, чтобы вызвать дежурного и попросить его забрать ключи, но вдруг взяла такая меня тоска от мысли, что вряд ли ко мне кто-нибудь приедет. И тогда я, плюнув на репетицию, пошёл отдыхать. Когда пришёл со свидания Алик, повеселевший, то угостил дешёвыми конфетами. Не зря они мне снились.

20 Сентября

На завтрак, наконец, дали нормальную пшённую кашу. Но я был под впечатлением сна. Мне снилось, что я на аэродроме, но нет денег на билет. Вдруг вижу Алика – он даёт мне пачку купюр. А я ему – яблоко, и прошу откусить хотя бы один кусочек. Он отказывается. Я умоляю. Тогда он откусывает и начинает хохотать. А голос как у Любаши.

Простудился на работе, начался кашель: в обед прожёг в сушилке телогрейку, и, видимо, надуло. Надо зашить. О такой чепухе пишу. Нужно начать думать над рукописью, чувствую, что я могу писать, у меня получится, и тогда буду меньше думать о Любаше и об этой зоне.

26 Сентября

Ура, получил письмо от неё! Наконец-то! Сразу повеселел. В обед мне было мало баланды – такая вкусная. Большое дело – настроение! Пишет, что честно ждёт. Хочется верить. Увидеться бы. На работе и во время репетиции думал о ней. И, как дураку, смеяться хотелось.

30 Сентября