Сашка Вагнер. Вера. Отвага. Честь

То и дело враги приходили на эту землю с войной. Время от времени вся Россия или какая-то её часть оказывались под чужой властью. Триста лет татаро-монголы брали свой ясак; долгие годы польские паны стремились превратить русских в своих холопов; Наполеон сжёг Москву; Гитлер душил в тисках блокады Ленинград.

А Русь жива, как говорил Александр Невский тысячу лет назад (ладно, почти тысячу). Жив русский дух, никуда не делся. Потому опять горят в полях Донетчины танки с черно-белыми тевтонскими крестами и будут гореть, пока не отобьём у врага последнюю пядь родной земли, пока не воткнём пограничный столб там, откуда его когда-то сняли те, кто хотел бы, чтобы русских вообще не существовало.

Но самое мерзкое в этой войне — то, что враг нам противостоит сильный и хитрый. Потому что нет хуже врага, чем брат Каин. Они, те, кто сегодня на другой стороне, образно говоря, из одной с нами колыбели. Они с нами одной крови, но воспитали их наши враги. А когда твой брат мутант, манкурт — это страшно, друг.

В них ещё жива отвага их дедов, которые сражались с нацистами, их отцов, гонявших «духов» в Афгане, но эта отвага теперь служит нашему общему врагу. Иногда, перед смертью, они понимают, что натворили, и в такие минуты я жалею, что не священник, хотя есть ли в мире священник, способный отпустить грехи Иуды и Каина?

И всё-таки враг сумел отравить их души своим ядом, научить их своей подлости. Когда мы только начали СВО, наши противники, бросив хорошо оборудованные позиции, отступили в города. Зачем? Для того чтобы использовать мирных жителей как живой щит. Они и сейчас при первом удобном случае прячутся за спинами горожан, но теперь мы научились бороться с этим. Ну, то есть не совсем так — учимся и сейчас, учимся на ходу, но теперь у нас есть профессиональные «чистильщики», асы штурма, которые умеют воевать в жилой застройке так, чтобы жертв среди гражданского населения было как можно меньше.

Я — один из таких профессионалов. Нас здесь много — людей со сломанными судьбами, тех, по кому стальным катком прошли девяностые с их беспределом, чья судьба была сломана, как молодая берёзка, воспетым немецкой группой «Scorpions» ветром перемен. Наша жизнь и так уже искалечена, потому смерть не кажется нам такой уж страшной. Реальность бывает пострашнее смерти…

— О чём задумался, Саня? — Вик всегда подходит неслышно, за что получил своё прозвище, ставшее теперь позывным, — «Тень». Фамилию свою он не говорит, мы даже не знаем, Виктор он или Викентий какой-нибудь. Кадровики-то знают, но нам не говорят, а мы не спрашиваем. Он — Тень. Чаще всего, иногда — Вик. Знаю ещё, что сидел он по «мокрому», что неудивительно — стрелок он от Бога, потому и работает у нас снайпером. Как правило, выслушав приказ по группе, Вик исчезает — вот он был, а вот его и след простыл; в эфире его тоже не слышно, а он слышит всех, и пули из его винтовки не ведают промаха.

Нас вообще называют «скорой помощью» за то, что вызывают мою группу тогда, когда ситуация становится патовой. А иногда нам дают индивидуальные задания — тоже не из простых. Вот как сегодня.

— Высотку видишь? — отвечаю я, указывая в сторону здания к северо-западу. Высоткой здание можно назвать только по местным меркам — вряд ли в нём было больше шестнадцати этажей, а сейчас и того меньше. Торчит этот огрызок на краю квартала, застроенного хрущобами разной степени повреждённости, но отделён от него широким проспектом, отрезком уходящего за город шоссе. Кажется, что этот гигант отбежал от своих более медлительных и меньших по размеру соплеменников и застыл в окружении дворов и домиков частного сектора, будто ожидая, когда остальные подтянутся следом, а те не спешат.

— Давно её приметил, — кивает Вик, потирая неровно растущую бороду, которую он никак не может расчесать как следует. Он моложе меня лет на десять, выходит, его молодость пришлась как раз на девяностые. — Забраться бы туда — можно было бы весь квартал к востоку под обстрелом держать. Будь у меня напарник…

Вик постоянно ноет про напарника, хотя я не понимаю, зачем он ему: Вик и так везде успевает. Помнится, мы с группой Бертика и Костяного в депо под плотный огонь попали — шесть пулемётов, кинжальный огонь; залегли, у нас уже двое погибли, и так вышло, что мы втроем — я, Бертик и Костяной — чуть ли не одновременно Вику наводку дали на те пулемёты. Эх, жаль, я тогда время не засёк, но могу поклясться — он все шесть огневых точек за полминуты заставил замолчать. Конечно, так везёт не всегда. Всё-таки СВД уступает по дальнобойности более современным образцам оружия, и нашего, и западного, так что многое и от позиции зависит. Где Вик в тот раз окопался, понятия не имею, но пришёл он весь перемазанный углём, словно печи в аду растапливал в ожидании тех, кого потом сам же и отправил в адскую котельную в качестве топлива.

— А если там сейчас снайпер сидит, откуда бы ты его взял?