Сатаки и я

– Хейя, Бизоний Камень! – стал я молиться про себя, сжав его на своей груди. – Хейя! Помоги мне! Попроси Солнце помочь мне! Лошади Носящих Пробор – величайшая надежда и для Сатаки и для меня. Помоги мне захватить много, много их.

Эта молитва придала мне силы. Я уверился, что боги со мной.

Мы видели, как последние охотники поехали вниз по долине, перевалили через невысокую возвышенность и скрылись за ней. Мы оставались в кустах, пока солнце не ушло в свой вигвам и не пришла ночь.

Сначала мы съели немного пеммикана [20], который для нас приготовила моя мать. Свежее мясо было рядом, но мы не осмелились разжечь костер и зажарить его. Света звезд было достаточно, чтобы видеть тропу, по которой поехали домой Носящие Пробор, и следовать по ней. Придерживаясь ее, мы перешли через четыре большие ложбины, затем поднялись на гряду холмов и дошли до возвышенности, с которой заметили блеск Малой реки. Здесь она впадала в Большую реку.

И прямо напротив нас находились вражеские вигвамы, сотни вигвамов, все освещенные кострами, горевшими внутри их.

В большом лагере было шумно и суетливо, как бывает обычно поздним вечером, когда охотники с добычей возвращаются домой, дневные работы закончены, и люди пируют, курят трубки, поют песни и танцуют.

Долго мы сидели на возвышенности, присматриваясь и прислушиваясь, обсуждая то, что нам предстояло сделать.

Отец сказал, что он пойдет в лагерь один и приведет нескольких лошадей, которых я буду сторожить здесь, пока он отправится за остальными.

Я ответил ему:

– Хорошо. Но в первый раз мы пойдем вместе. Я должен знать, не трус ли я. Я должен знать, что чувствуешь, когда находишься в лагере врага.

Он согласился со мной.

Незадолго до того, как Семеро [21] показали, что близка полночь, в последней палатке погас огонь и люди легли спать. Мы спустились в долину, перешли вброд реку и, продравшись сквозь высокую полынь, подкрались к лагерю.

Примерно в десяти шагах от нас стояли два крайних вигвама. Из одного раздавался громкий храп, в другом кто-то разговаривал и ворочался во сне, шурша шкурами, но вскоре затих. У этого вигвама лежали несколько больших собак, которые, увидев нас, поднялись и побежали навстречу.

Если бы мы произнесли хотя бы слово, они могли бы распознать в нас чужих. Если бы мы попытались бежать – собаки бросились бы за нами, подняли бы своим лаем всех спящих – и нам конец. Но мы, подавив страх, замерли на месте. Собаки обнюхали нас (одна даже уткнула свой холодный нос в мою руку) и повернули обратно к вигваму хозяина. Наверное, они подумали, что мы – из их народа, ведь собаки не могли знать запах каждого человека в таком большом лагере. Мы вздохнули с облегчением.

Было отчетливо слышно, как где-то совсем рядом с нами нетерпеливо переступают горячие лошади – быстрые скакуны для охоты на бизонов, привязанные на ночь для большей безопасности рядом с вигвамами хозяев. Это были желанные для нас лошади – не вьючные, и не те, которых запрягают в травуа, не кобылы и не жеребята. Их обычно сгоняют в большие косяки вне лагеря, на равнине. Мы легко могли бы захватить целый табун таких лошадей, но они медлительны и их трудно угнать. Только большой военный отряд, способный отразить преследующего врага, может удержать такую добычу.

И действительно, за вигвамами мы разглядели двух лошадей, вернее, неясные очертания одной, темной масти, другая, с белыми пятнами, отчетливо была видна в ночи. Отец дал знак двигаться вперед. Бесшумно и медленно мы приблизились к вигвамам, и, когда проходили между ними, мое сердце забилось так сильно, что его глухие удары сотрясали все тело. Я почти не дышал, мне было страшно. Я стал молиться Бизоньему Камню, умоляя его помочь мне побороть страх. И мое сердце забилось ровнее.

Я направился к пятнистой лошади и увидел, что она была на короткой привязи, завязанной на передней ноге. Когда я сделал шаг в ее сторону, лошадь захрапела и отпрянула прочь. Мне показалось, что никогда еще я не слышал такого громкого храпа. Казалось, что он поднимет всех людей вокруг. Бросившись на землю, я стал смотреть и слушать, что будет. Лошадь успокоилась. Никто не появился. Тогда я подошел к лошади, обвил веревку вокруг ее шеи, освободил от привязи и повел мимо вигвамов. Отец шел впереди меня, ведя темную лошадь. Увидев ее, моя пятнистая пошла охотней. Земля была мягкой, и ноги лошадей ступали очень тихо, но все же нас могли услышать в вигвамах те, кто не спал. Ха! Как мне хотелось вскочить на мою лошадь и ускакать отсюда!

И опять собаки встали со своего места, обнюхали нас и повернули прочь. Опять мое сердце билось так часто, что я почти задохнулся.

Наконец мы оказались в низине на небольшом расстоянии от лагеря. Отец сделал остановку. Когда я подошел к нему, он прошептал:

– Мы в безопасности! Ну, как тебе было там – страшно?

– Да, очень.