— Если бы идеи Махунда чего-нибудь стоили, разве они нравились бы только отбросам вроде вас?
Салман сдерживает Билала:
— Большая честь, что великий Ваал возжелал напасть на нас, — улыбается он, и Билал расслабляется, успокаивается.
Халид-водонос тревожится и, завидев тяжеловесную фигуру приближающегося Хамзы, дядюшки Махунда, нетерпеливо подбегает к нему. В свои шестьдесят Хамза по-прежнему самый знаменитый в городе боец и охотник на львов. Хотя правда менее великолепна, чем хвалебные речи: Хамза не раз был побеждён в бою, спасён друзьями или счастливой случайностью, вытащен прямо из пасти льва. У него есть деньги, чтобы избежать распространения подобных вестей. И возраст, и сохранность являются своеобразным подтверждением его боевых легенд. Билал и Салман, забыв о Ваале, следуют за Халидом. Все трое — возбуждённые, юные.
Он так и не вернулся домой, сообщает Хамза. И Халид, волнуясь: Но уже столько часов, что этот изверг делает с ним, пытает, ломает пальцы, бичует? Салман вновь сама рассудительность: Это не стиль Симбела, говорит он, это что-то подлое, будьте уверены. И Билал преданно мычит: Подлое или нет, я верю в него, в Пророка. Он не сломается. Хамза мягко упрекает его: Ох, Билал, сколько раз он должен говорить тебе? Прибереги свою веру для Бога. Посланник — лишь человек. Раздражённо вспыхивает Халид; он грудью напирает на старика Хамзу, требуя ответа: Ты утверждаешь, что Посланник слаб? Хоть ты и его дядя… Хамза лепит водоносу затрещину: Не дай ему увидеть твой страх, говорит он, даже если ты напуган до полусмерти.
Вчетвером они омываются снова, когда появляется Махунд; они окружают его, кточтопочему. Хамза отступает.
— Племянник, дело плохо, — рявкает он по-солдатски. — Когда ты спускаешься с Конни, от тебя исходит сияние [332]
. Сегодня это что-то тёмное.Махунд садится на край колодца и ухмыляется.
— Мне предложили сделку.
— Хоть один из вас хочет знать. Это крохотное дельце, — продолжает он. — Песочное зёрнышко. Абу Симбел просит Аллаха оказать ему малюсенькое одолжение.
Хамза замечает истощение племянника. Будто бы тот боролся с демоном. Водонос кричит:
— Ничего! Ни капли!
Хамза затыкает его.
— Если б наш великий Бог смог
— Нет бога кроме Бога! [333]
— рычит Билал.И его товарищи поддерживают его:
— Йа-Аллах!
Махунд выглядит сердитом:
— Выслушают ли верные Посланника?
Они затихают, шаркая ногами по пыли.
— Он просит об одобрении Аллахом Лат, Уззы и Манат. Взамен он гарантирует, что нас будут терпеть, даже официально признают; в знак чего я буду избран в совет Джахильи. Таково предложение.
Салман Перс говорит:
— Это западня. Если ты поднимешься на Конни и спустишься с таким Посланием, он спросит: как ты смог заставить Джабраила дать нужное откровение? Он сможет назвать тебя шарлатаном, подделкой.
Махунд качает головой.
— Знаешь, Салман, я научился
— Или это другая ловушка, — упорствует Салман. — Как долго мы проповедуем вероучение, принесённое тобою? Нет бога кроме Бога. Чем станем мы, если откажемся от него теперь? Это ослабит нас, выставит нас на посмешище. Мы перестанем быть опасными. Никто не сможет больше принимать нас всерьёз.
Махунд смеётся, откровенно забавляясь.
— Похоже, ты не был здесь слишком долго, — говорит он добродушно. — Разве ты не заметил? Люди не принимают нас всерьёз. Не больше пятидесяти в помещении, где я говорю, и половина из них — пришлые. Разве ты не читаешь пасквили, которые Ваал развесил по всему городу?
Он зачитывает:
— Они дразнят нас повсюду, а ты называешь нас опасными, — восклицает он.
Теперь уже Хамза выглядит озабоченным.
— Раньше тебя не волновало их мнение. Почему же теперь? Почему после разговора с Симбелом?
Махунд качает головой.
— Иногда я думаю, что мне следует облегчить людям веру.
Гнетущее молчание охватывает учеников; они обмениваются взглядами, переминаются с ноги на ногу. Махунд кричит снова:
— Вы же знаете, как всегда было. Наше неумение обращать в свою веру. Люди не оставят своих богов. Не оставят, нет.
Он встаёт, отдаляется от них, омывается в одиночестве на дальней стороне Земземского источника, становится на колени для молитвы.